Марина Дяченко - Казнь

Значит, туда…

У входа в коридор она невольно задержалась. Где-то капала вода, пахло плесенью и подземельем, и это при том, что она находится как минимум на высоте десятиэтажного дома! Тот, кто организовывал Толкователям рабочее место, постарался как можно дальше уйти от традиций пыльной конторы. Дизайнер поработал на славу – но Ирена не могла отделаться от мысли, что ее вот-вот окликнет невидимый раздраженный чиновник: «Поскорее! Рабочий день заканчивается!»

Она собралась с духом и пошла по коридору, считая шаги. Ого. Двадцать, двадцать пять, сорок…

Стоп.

Новая комната, почти совсем темная, потому что одна зеленая свечка может запугать, но не прибавит света. Каменная морда неведомой зверушки – и достаточно свирепой, если учитывать размеры отверстой пасти. Ирену пробрала дрожь – отнюдь не потому, что экзотическая декорация запугала ее. Нет – близился момент, когда решится ее судьба на ближайшую вечность…

– Подойди, госпожа, и загляни в темноту…

В пасти каменного чудовища мелькнул, приглашая, огонь. Ирена приблизилась на негнущихся ногах; сразу стало ясно, что придется становиться на колени. Хоть бы подушечку предусмотрели, мерзавцы…

Осторожно, будто боясь испортить прическу, она просунула голову зверушке в пасть. Вот уже любители дешевых эффектов…

На лицо ей лег свет. Она зажмурилась; яркий факел, снабженный зеркалом-отражателем, конструкция, как у прожектора, дикий народ, а вот поди ж ты…

– По доброй ли воле ты пришла, госпожа?

Тот, кто спрашивал, оставался невидимкой. Только голос выдавал мужчину, немолодого, уставшего за длинный рабочий день, собирающегося расправиться с последней посетительницей – а потом пойти в трактир и спокойно, неузнанным, выпить с друзьями пива…

– Да, – она машинально кивнула, ударившись подбородком о зверушкину челюсть.

Пауза. Долгая пауза, во время которой ее изучали, и холод от каменной морды ручейками потек по спине: опознали! У всех Толкователей имеется ориентировка на неблагонадежную сочинительницу Ирену Хмель…

Вздох в темноте:

– Не желаешь ли ты злого Толкователям, Высокой Крыше, вольному городу?

Толкователь удовлетворился осмотром. Зачем ему лишние хлопоты, да еще в конце рабочего дня…

– Нет, – она с трудом удержалась, чтобы не помотать головой.

– Скажи, в чем твое смущение, и я истолкую тебе волю Провидения, с тем чтобы ты следовала ей сознательно и радостно…

Формула была заученная. Ирене потребовалось время, чтобы осмыслить ее – Толкователь, между тем, не был расположен к лирическим паузам:

– Говори же…

Дочь моя, мысленно добавила про себя Ирена. В процедуре действительно было что-то от таинства исповеди – только вот свет бил в глаза, будто на жестоком допросе…

Надо подумать. Надо собраться с мыслями.

Сотни вариантов вопроса придумала она накануне – и ото всех отказалась. Одни были слишком экзотичны, другие фальшивы, третьи…

Она боялась попасться на вранье. Толкователи просеивают людей, будто песок – им ли не выявить ложь, тем более что Ирене вранье давалось столь же натужно, как нерадивому школьнику – высшая математика…

– Говори, – повторил Толкователь, и в голосе его обозначилось раздражение.

Она набрала в грудь воздуха:

– Сестра моя беременна, господин. Отцом ее ребенка есть упырь, страшное существо, питающееся живой кровью. Отец мой пытался убить упыря, и брат мой пытался убить упыря – но он ушел невредимым… – Ирена перевела дыхание, лихорадочно решая, не стоит ли добавить одну-две подробности. – Он ушел… не тронутый ни осиновым колом, ни серебряной пулей, – она на мгновение запнулась, – а пулей у нас с деревне называют серебряную… иголку… А сестра моя понесла, и известно, что родит она упыреныша, дитя-кровопийцу, и что скажет Провидение, если нерожденный плод того… вытравить?

Яркий свет демонстрировал невидимому Толкователю ее замешательство, смущение и страх. Пусть видит. Ясно, по крайней мере, что бедная женщина не врет…

Сейчас он добреньким голосом скажет очередную заученную формулу – и отпустит ее с миром, спускаться обратно по бесконечной лестнице, сознательно и радостно. Ведь можно себе вообразить, сколько молодых дурочек с нежеланным ребенком во чреве являлись сюда, чтобы посоветоваться насчет Провидения. Вдруг оно допускает, как выразился бы Ник, аборты по социальным показаниям…

Или нет. Сейчас он кликнет стражу, и палач в пыточной камере уточнит и происхождение ребенка, и заодно содержание вредного рассказа «О раскаявшемся»…

Толкователь молчал.

Неужели она сумела его, всезнайку, озадачить?..

– Добровольно возлегла твоя… сестра с упырем – или по принуждению?

Ага. Сам факт плодовитого союза с упырем сомнений не вызывает, и то хорошо…

– По принуждению, – сообщила она без колебаний. – Он угрожал лишить ее жизни…

– Сколько лет твоей сестре?

А это, интересно, зачем?

– Тридцать, – сказала она с запинкой.

– Сколько времени, как зачат плод?

Она заколебалась. Ее дело – усложнить Толкователю задачу, а вовсе не получить совет в реальной житейской ситуации…

Кстати, пауза, которую он сделал перед словом «сестра», говорит о том, что…

– Отвечай, госпожа.

– Два месяца, – пролепетала она, умышленно сокращая срок. Ей тяжело было соображать в режиме вопрос-ответ; ее собеседник сразу же понял, конечно, что никакой «сестры»…

– Точно ли известно, что ребенок будет кровопийцей?

Секундное колебание. Ей казалось, что за световой стеной она различает силуэт Толкователя…

– Вероятность девяносто процен… то есть девять к одному…

Молчание. Раздражало потную кожу грубое полотно, мешал ненавистный корсет, поскорее бы все это закончилось…

– Обожди, женщина.

Силуэт исчез. А через несколько секунд погас факел.

Ирена вытащила голову из пасти каменного зверя. Ожесточенно протерла слезящиеся глаза. За стражей он пошел… или все-таки за своим премудрым шефом? Так просто… нет. Так не бывает…

А если они взяли Семироля – и сейчас устроят им очную ставку?!

А если…

После света в глаза темный мир вокруг виделся темно-вишневым. И зеленая свечка, манящая, как палец утопленника…

Она прислушалась. Далеко-далеко шумела толпа. Вероятно, очередь расходится по домам, по трактирам, по ночлежкам… чтобы завтра перед рассветом подобраться к заветным ступенькам.

Там, на краю площади, ждет ее Рек. Ждет и, наверное, волнуется; опека Река не была ей неприятна. Может быть, потому, что она знала наверняка – никакой награды от Провидения рыцарь не получит…

– Женщина…

В каменной пасти мелькнул свет. Она вздрогнула и подошла.