Генри Олди - Шмагия

Мания тайным путем проникает именно в Преисподнюю. Неудовлетворенная страсть личности, низринувшись снаружи, вонзается в горнило таких же неудовлетворенных, но обезличенных страстей. Происходит слияние, зачатие, а спустя положенный срок — и рождение очередного демона.

Матиас Кручек настолько увлекся новой теорией, что начал путать слова. Объединив привычного «демона» и тайную «Манию» в единое целое: «деманий». Деманий, считал он, родившись, обречен вечно скитаться по ярусам Преисподней, пока его внешний, смертный «родитель» жив и продолжает обуздывать себя. Или пока демания не призовет наружу властный маг. Если же «родитель» умрет естественной смертью или перестанет сдерживаться, дав мании проявиться в поступках и действиях (вспомним знакомого отшельника!) — деманий чахнет и в конце концов гибнет от удушья. Человек-маниак не терпит существования демания в геенне: сей деманий воплощен в нем самом. Но человек, сумевший манию обуздать и не сумевший уничтожить…

— Ты полагаешь? — спросил Фортунат, прикусив нижнюю губу.

К этому дню он немало поспособствовал рождению теории своей практикой. Принимая выпестованный Облик и спускаясь в геенну по делам, он заодно приносил теоретику отчеты о поведении деманиев в свободном состоянии.

— Да, друг мой.

Доцент действительно полагал, что именно по этой причине, вызван наружу и освободясь от воли мага, деманий первым делом стремится уничтожить «родителя». Им тесно вдвоем в одном мире. «Ты меня породил, я тебя убью!» — сказал в трагедии «Дитя Лая» Адальберт Меморандум. Тяга к убийству «родителя» вложена в демания на безрассудном, тварном уровне. Всем известно, что демоны хитры и коварны, как звери, руководствуясь скорее инстинктами, нежели благоразумием. С гибелью «скрытого» маниака от когтей рожденного им демания рушатся последние препоны. Деманий отныне не обуздан целиком и полностью, обретая способность по собственной воле блуждать меж Преисподней и поверхностью земного диска. Сила его возрастает, смена обликов непредсказуема, а поступки чудовищны.

К счастью, поиски «родителя» большей частью длительны: поди найди сапожника из Ла-ланга, если тебя вызвали некроманты Чуриха! — и беглеца успевают обезвредить. Да и сбегают матерые деманий редко. На вызов решаются большей частью маги опытные, умелые, а от какого-нибудь Просперо Кольрауна не очень-то побегаешь…

Хорошо, скажете вы. Забавная теория. Архизабавная, если пользоваться эпитетом ее создателя. Но какое это имеет отношение к шмагии младого Яноша и клятве Фортуната Цвяха найти лекарство от слома ?!

Не спешите.

Просто запомните, о чем мы говорили. Верьте, впоследствии пригодится.

Давайте отвлечемся от теорий. Венатор Цвях держал слово. Пока его друг изучал феномен шмагии, консультируясь с коллегами и подробнейшим образом выстраивая клиническую картину болезни, — Фортунат, не жалея сил и средств, разыскивал шмагов для личных встреч.

Это было непросто.

Шмаги отнюдь не стремились к всеобщему обозрению, ведя жизнь тихую и обыденную. Венатор даже пришел к выводу, что болезнь эта крайне редкая. Сломанных в обозримом пространстве — жалкие десятки, едва ли полусотня наберется! Большинство шмагов еще в юности примирились с полной бездарностью в области чародейства. Во всяком случае, примирились внешне, обзаведясь положением в обществе, отказавшись от бессмысленных пассов и бездействующих чар.

Но Фортуната Цвяха не обмануть!

Он— то понимал, как должен страдать шмаг, лишенный возможности увидеть реальное воплощение своих действий.

Янош Кручек подрастал, детские «кудеса» больше не умиляли отцовских коллег, когда ребенок начинал учить их волшебству, делая это серьезно и педантично. Кое-кто огрызался, если Матиаса не было рядом.

— Поди, малыш, поиграй со сверстниками!

Мальчик замкнулся, стал угрюм, бросил лезть ко взрослым, зато часами играл с приятелями в волшебников, верховодя ими по праву знатока. К сожалению, приятели росли, ребяческая легковерность покидала их. Янек начинал играть с детьми младше его самого, потом — еще младше… На любые попытки отвлечь его от таких игр юный Кручек отвечал молчаливым бойкотом.

Отец мрачнел, с новой силой вгрызаясь в изучение «синдрома ложной маны».

А Фортунат Цвях, ведомый клятвой и надеждой, беседовал со шмагами вживую. Пытался обучить их простейшим заклинаниям и воздействиям, творя чудеса педагогики. Сломанные с радостью учились у мага высшей квалификации. Радость была единственным итогом этих попыток. Все остальное — тщета и бессмыслица. Тогда венатор пробовал насытить действия шмагов своей собственной маной, щедро вливая новое вино в старые, прохудившиеся меха. Увы! — мана рушилась, как в пропасть, как дождь на барханы песков Таран-Курт. Ни единой зеленой травинки, ни одной верблюжьей колючки не прорастало навстречу. Бросив зря растрачивать ману, Цвях пошел ва-банк: он сам начал учиться у шмагов. Если есть система, значит, ей можно обучиться.

Можно!

Тут он был прав. Опытный маг, Цвях без труда разбирался в закономерностях чужих пассов, в вибрации произносимых заклятий. Но выученные пассы шмагов ничего не давали в итоге, даже когда их исполнял ученик Гарпагона Угрюмца.

Заклятия бесследно гасли в эфире Вышних Эмпиреев. Система одинаково не давала результатов у мага и шмагов, хотя последние утверждали, будто видят этот результат в своем воображении.

Воображаемый результат не устраивал венатора.

Янош, излеченный от слома в воображении, — слишком жестокая шутка.

— Я говорил с Грознатой, — однажды сказал доцент Матиас, со знакомым выражением разглядывая на просвет бокал вина. Точно так же три года назад он рассматривал склянку «волчьего лютика». — Волхв считает, что таким образом мироздание страхуется от появления чрезвычайно мощных магов, способных нарушить фундаментальные законы. Отсекая потенциальных ниспровергателей с помощью «синдрома ложной маны». В рассуждениях Грознаты есть своя логика…

— Тебя это утешает? — спросил охотник.

— Нет.

И они продолжили.

Единственным, что вынес Фортунат из работы со шмагами, был запах лаванды. Не смейтесь! Пытаясь найти общую черту, которая имелась бы в наличии у всех жертв синдрома, черту метафизическую, если угодно, аромат шмагии, венатор не нашел ничего, кроме лаванды. Этот сладковатый аромат начинал щекотать ему ноздри, едва неподалеку оказывался кто-то из шмагов. Великое открытие, не правда ли? Но Цвях умел найти применение любому оружию.

Шмагия пахнет лавандой.