Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

И пускай Таша понимала, что кушать хочется всем, это мало утешало.

— В любом случае встреча с ним не сулит ничего хорошего, — подвёл черту Арон, удостоверившись, что дверь надёжно заперта. — Джеми, на тюфяк. Таша, в кровать.

— А ты куда?

— Таша, ирония здесь неуместна. Нам предстоит ранний подъём и долгий путь. Я отдохнул, теперь ваш черёд отсыпаться.

— Вот Джеми пусть и отсыпается. — Таша решительно опустилась в кресло. — А я не позволю тебе бдеть в одиночку.

Безнадёжно махнув рукой, Арон сел на стул, устало откинувшись на спинку. Поняв, что победа за ней, Таша удовлетворённо свернулась калачиком под пледом.

Вскоре ритм маятника уже дробил ровное сопение Джеми на вдохи и выдохи.

Не спать, строго подумала Таша, поймав глаза на желании слипнуться.

— Мне кажется, или твоё отношение к братьям изменилось?

Арон нарушил тишину мягким шёпотом. Заставив Ташу скосить на него удивлённый взгляд.

С другой стороны, в том, что он поднял эту тему, не было ничего удивительного.

— Ну… как выяснилось, когда Джеми не вредничает, он довольно мил.

— Алексас тоже… мил.

Таша помолчала.

Глядя в его глаза, сейчас отливавшие незабудками.

…я понимаю, что вам хочется ему верить…

— Мил, — наконец подтвердила она. Всё тем же шёпотом. — Когда не настраивает меня против тебя.

Арон встал. С задумчивой отрешённостью подошёл к печи.

Снял что-то с полки.

Лёгким касанием притушив светильник, дэй накрыл его сверху фигурным колпаком-абажуром. Бережно закрепил, щёлкнул — и тот стал медленно проворачиваться.

По стене, просеивая ночной мрак, поплыли сквозь тени колючие золотистые звёзды, лучистые солнца, тонкие юные месяцы…

— Когда мы встретились, я увидел очень светлого человечка, — вдруг сказал Арон. — Маленького, беззащитного, брошенного во тьме на краю пропасти. Идущего вперёд просто потому, что надо идти, не зная, что будет делать, когда дойдёт. И я попросил тебя о помощи, будучи для тебя никем. Незнакомцем, который мог обернуться врагом. Но ты помогла мне… и доверилась мне.

Он стоял, опершись на стол. На лице его лежала тень, и лишь пристальный взгляд сиял отражённым золотом.

А Таша смотрела на него в ответ.

В непонимании.

— В тебе так много такой светлой, такой правильной любви к жизни… ты сама этого не знаешь. Ты радуешься ей даже сейчас, даже в той тьме, которой тебя окружили. Цветам. Бабочке на ладони. Тому, что вкусно. Не тонешь в прошлом, не уносишься в будущее, а ровным огоньком горишь во мраке. Светлым и радостным, здесь и сейчас. Ты сильна, и это сила не сжатого кулака, но прохладного ручья жарким днём. И когда я смотрю на тебя… — не отводя взгляд, он присел рядом с её креслом. — Я вижу, каким удивительным и прекрасным, каким чистым может быть человек.

Она смотрела на него.

Теперь — не снизу вверх.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Чтобы ты не сомневалась во мне. В том, что ты для меня значишь. — Арон накрыл своей рукой её ладошку, лежащую поверх пледа. — Одна из самых великих вещей на свете, основа всех самых прекрасных чувств… доверие. Ты подарила мне это. Своё доверие, свою душу, свой свет. И только в этом свете я понял: когда-то я что-то забыл. А теперь — вспомнил.

Он повернул её руку ладонью вверх, и в их пальцы, пробившись сквозь мрак тёмной комнаты, лёг узорный свет золотистого солнышка.

Время замерло. Мир с его страхом, болью и холодным мраком исчез.

Мир сузился до одной комнатки, где плыли сквозь мягкую темноту звёзды и можно было держать солнце в руке.

Хочу остаться здесь, вдруг поняла Таша. Здесь, в этом сейчас.

Не думать, не помнить: ни о чём…

— Нет. Я не сомневаюсь. Но я сомневалась… раньше. И не доверяла тебе. Ты же знаешь.

Она прошептала это одними губами. Осторожно, тихо, так тихо, чтобы не разбился хрупкий хрусталь тишины.

Зная, что он всё равно услышит намного больше того, что она скажет.

— Это неважно. Важно, что теперь веришь. И я обещаю оправдать твоё доверие. — Синеватое сияние в его глазах было чистым, как ключевая вода. — Я не брошу тебя, Таша. Я буду с тобой, пока нужен тебе. И уйду лишь тогда, когда ты захочешь.

«Что ты для меня значишь»…

Она не знала, кто она для него. Не знала даже, кто он для неё. Не знала.

И не хотела знать.

Ведь так ли это важно — загнать чувства в примитивные рамки банальных слов, загнать отношения в примитивные рамки привычных условностей, которые зачем-то выдумали люди, обожающие на всё вешать свой ярлычок?

— Обещаешь? — просто спросила она.

— Клянусь.

Они вместе смотрели, как просеянное сквозь резьбу абажура солнце уплывает во тьму.

А потом он отпустил её руку и встал.

И с кукушкой, вдруг прокричавшей «три часа ночных», в их маленький мир ворвалось время: растягивая его, расширяя, затягивая туда ночь, болото, прохладу ночи…

…и Джеми, лежащего на тюфяке.

Который, вдруг перестав сопеть, повернулся и вскочил.

— Что? — Таша резко и настороженно вскинула голову.

Мальчишка напряжённо вслушивался во что-то.

— Вы не слышите?

— А что мы должны слышать?

— Кричит… неужели вы не слышите?

Таша честно прислушалась.

К тишине.

Джеми неуверенно пошёл к двери, но ладонь Арона опустилась на его плечо с мягкой непреклонностью.

— Джеми, — произнёс дэй, — вам не стоит этого делать.

— Но он зовёт меня!

— Кто?

Таша понятия не имела, каким будет ответ на её вопрос.

Наверное, именно поэтому происходящее нравилось ей всё меньше и меньше.

Джеми, дрожа, расширенными до грани радужки зрачками глядел куда-то сквозь дверь.

— Магистр Торнори, — прошептал он. — Учитель.

Вот тут Таша в свою очередь вскочила на ноги.