Александр Чернобровкин - Ярыга

– Не ведаю, о чем ты говоришь, человече. Да и кто тытакой, чтобы брать на себя божий суд? – сказал купец, поглаживая бороду.

– Красивая утебя борода! – усмехнулся ярыга. – Ну, как отрубят голову – на чем ее носить будешь? – и став вдруг суровым, отчеканил: – Хватит придуриваться! Ты княжича извел – тебе и ответ держать!

– Не губил я княжича, ей-богу! – перекрестился купец.

– Ты отраву поварихе дал, а она княжичу подсунула – так?

– Все она! – торопливо заговорил перепуганный насмерть купец. – Я сперва не знал зачем, попросила, дал. А когда княжич захворал, спросил ее: не ему ли дала? Она в ответ: «Молчи, а то скажу, что с тобой в сговоре была».

– Значит, сговора не было?

– Не было, вот те крест! – перекрестился купец.

– Врешь, однако, – равнодушно молвил ярыга. – Ну, да черт с тобой, в аду доплатишь. Лекарство от яда есть?

– Есть! – купец с трудом выбрался из-за стола и метнулся в красный угол, достал из-за складня ларчик темно-красного дерева, украшенный сканым серебром.

Ноги у купца оказались слишком короткие, будто достались от другого человека, поэтому стоя он выглядел не таким представительным, как сидя. Он на цыпочках, словно боялся, чтобы кто-нибудь не услышал его шаги, подошел к ярыге, отдал ларчик, предварительно вытерев с него пыль рукавом красной атласной рубахи. Внутри ларчика на черной материи лежали два золотисто-зеленых ядрышка, напоминающие овечьи катышки. Дух отних шел горьковато-соленый и такой, резкий, что уярыги засвербило в носу и он громко чихнул, захлопнув непроизвольно ларчик.

– Растворить одно ядрышко в вине и выпить маленькими глотками. Потом ничего ни пить, ни есть, пока невмоготу станет. Тогда растворить в вине второе ядрышко и выпить залпом. Хворь как рукой снимет, – пояснил купец.

– Или голову твою снимут плеч, – предупредил ярыга.

– Али я себе враг?!

– Кто тебя знаете?! – Ярыга спрятал ларчик за пазуху, встал из-за стола. – Пойду проверю, а ты сиди ешь, если сможешь, и жди меня. Чтобне было скучно, стрельцы повеселят тебя. – Он открыл дверь в сени, позвал стрельцов. – Глаз с него не спускать! Сбежит – не сносить вам голов!

Молодой князь лежал на широком ложе под грудой пуховых одеял, атласных, шитых золотом, из-за тяжести которых, казалось, и не мог вдохнуть на полную грудь, а потому и вовсе не хотел дышать, лишь изредка приоткрывал губы, тонкие и покрытые коростой, а ноздри белого, заострившегося носа и вовсе как бы слиплись за ненадобностью. Только красно-коричневые тенивокруг глаз выглядели живыми, но существующими на особицу отбледного с желтизной лица, сливавшегося по цвету с золотистой подушкой. В ногах княжича сидела его мать – полная женщина сдвойным подбородком, когда-то, наверное, красивая: васильковые глаза, хоть и заплаканные и покрасневшие, впору бы были и пятнадцатилетней девице, столько в них сохранилось очарования. Пухлыми руками она держала худую, высохшую руку сына. Рядом на стольце сидела мамка – такая же полная, как княгиня, с такими же красными от слез глазами. Слезы у нее текли без перерыва, непонятно было, откуда столько берется. Обе женщины как бы не заметили приход ярыги и воеводы, неотрывно следили за умирающим, боясь пропустить его последнее дыхание.

Ярыга подошел к столику, что у изголовья, налил в кубок вина, светло-красного и пахучего, кинул ядрышко. Оно закружилось на поверхности, шипя и оставляя за собой зеленоватый пенный след. Когда растворилось полностью, ярыга помешал пальцем вино в кубке, пока не осела пена. Вино потемнело, приобрело зеленоватый оттенок.

Обе женщины боковым зрением неотрывно следили за каждым движением ярыги, и когда он поднес кубок к покрытым коростой губам, встрепенулись обе, дернулись, чтобы помешать – и тут же поникли, поняв, что хуже сделать больному уже невозможно, всхлипнули одновременно и захлюпали привычно носами.

Ярыга надавил пальцем на подбородок юноши, заставил открыть рот. Приложив край кубка к потресканной нижней губе, наклонил его, чтобы вино потекло в рот. Зеленовато-красная струйка разбилась о язык, покрытый толстым слоем творожистого налета, потекла дальше. На шее под дряблой кожей судорожно дернулся острый кадык. Губы попытались сжаться, чтобы не пропускать в рот жидкости, но ярыга сильнее надавил на подбородок и наклонил кубок. Ноздри княжича вдруг затрепетали и разлепились, порозовев. От них краснота перетекла к щекам, лбу, шее, и когда княжич допил последнюю каплю из кубка, бледным оставался лишь кончик заострившегося носа. Юноша открыл глаза, мутные, с белесой пеленой, как у вареной рыбы, и вздохнул шумно, полной грудью. Из глаз потекли слезы, которые унесли с собой пелену, очистив васильковые радужные оболочки и черные зрачки, в которых засверкали золотисто-красные искорки.

– Матерь божья, царица небесная, заступница наша… – закрестилась мамка, но не закончила, заплакала от радости в навзрыд.

Следом за ней заревела княгиня.

– Ну, завелись, теперь не остановишь! – пробурчал воевода, однако улыбка у него была до ушей. Он похлопал ярыгу по плечу: – Говорил же, что справишься! Чуяло мое сердце!.. – Он хотел похлопать и княжича, но лишь неловко поправил одеяло. – Теперь выздоровеешь! М с тобой еще о-го-го!.. – Не договорив, воевода потряс в воздухе огромным рыжим кулаком.

– Ни есть, ни пить ему не давать, пока я не вернусь, – предупредил ярыга.

– Я прослежу, – пообещал воевода. – А куда это ты собрался? Сейчас князя пойдем порадуем.

– За снадобье заплатить.

– Князь заплатит, сколько скажешь!

– Плата особая нужна, – сказал ярыга и еще раз напомнил: – Ни капли, ни крошки!

– Не бойся, не получит! – положив руку на рукоять сабли, произнес воевода и сверкнул глазами на мамку, словно она пыталась втихаря сунуть что-нибудь княжичу.

В поварне стоял такой густой запах жареного мяса, что, казалось, а. дохнешь несколько раз – и насытишься на целый день. Около печи сновали две девки, толстозадые и с блудливыми улыбками на губах. Повариха стояла у стола, нюхала какую-то сушеную заморскую траву, собираясь приправить ее стряпню. Почувствовав спиной взгляд ярыги, плавно оглянулась, зазвенев сережками сканого серебра, и выронила траву на пол.

Серая в черную полоску кошка кинулась к пучку, понюхала, неодобрительно фыркнула и, задрав хвост, потерлась о ногу женщины. Повариха оттолкнула кошку.

– Ну-ка, девки, – ярыга шлепнул обеих по заду, – пойдите погуляйте!

Они, хихикая, отскочили от мужчины и вопрошающе посмотрели на повариху, Та проникла головой, давая понять, чтовласть сейчас не у нее. Когда девки вышли во двор, ярыга поднял с пола сушеную траву, понюхал. Запах был горьковато-соленый, как у ядрышек.