Андрей Дмитрук - Сувер

Кажется, немалое впечатление произвёл на гостя Вечевой дуб, и сейчас, в середине месяца листопада, ещё почти зелёный, ветвями дотягивающийся до краёв сходбища. Под сенью дерева-великана спешно накрывали расставленные покоем столы: перекладина П едва не упиралась в двадцатиобхватный морщинистый ствол. Хозяйки, старшие дети, ученики мастеров и подмастерья носили спешно из домов полные блюда, корчаги, сулеи. Весь град готовил и собирал снедь на свадебный пир, и без малого всё его взрослое население уселось теперь за накрытые столы, за белые скатерти с вышитой каймой по краю.

За стол-перекладину, вблизи новобрачных, между Йемо и Ратхаем усадили пришельца; налили ему вина в дедовский серебряный, чеканный кубок, подвинули несколько блюд — с жарким, с рыбой, с козьим сыром и влажной зеленью. И вот, поднявшись, кубок держа, как положено, — против плеча, летун представился: Инкэри гур Эрф из страны Альдланд, что лежит на островах среди Западного океана, путешественник и купец.

Ничего похожего на деньги в Сувере не знали, в каждом граде — всё, что делали ремесленники или пожинали землепашцы, старейшинами, при участии веча, распределялось по справедливости. Однако был и обмен между семьями: заказав мастеру нужную вещь, уговаривались, сколько за неё отдать зерна, мёда или чего иного; бывало, что платили и отработкой в поле или на усадьбе. Живо шла мена между градами; для того и корабли ходили по Ардве, по другим суверским рекам, вдоль морских побережий; и ездили по дорогам возы, запряжённые волами, а при особо грузной клади — индриками; и шумные ярмарки собирались в долгую зимнюю ночь, при свете тысяч костров и факелов, чтобы встряхнуть и развлечь народ, придавленный трёхмесячной мглою. В одних местах родила щедро пшеница, в других грунты были тощи, зато водилась горшечная глина. Там жили добрые коневоды, но лучшую сбрую кожевники шили за двадцать днищ. Потому и существовали братства купцов; и вели они своё дело, меняя одно на другое, чтобы ни в одном селении суверов не было нехватки необходимого. Лишь обмена с другими странами не знавали до сих пор, — а его как раз и предложил Инкэри.

В Альдланде наслышаны: много у суверов красивых градов, и в каждом свои товары. Но особенно славен Гопалар, с его знаменитыми мастерами, которым покровительствует сам Солнечный бог. Со здешним людом рад бы завести тесную дружбу Инкэри, посмотреть, что можно здесь выменять для родной страны. А пока — от души поздравляет обоженых и хочет сделать им подарки.

Ото всех столов поднялись люди — посмотреть, что вручает чужак Ваюру и Агне. Дары были хороши, но причудливы; многие задумались, оценивая их, а Йемо вновь опустил снежные брови. Женщина получила красивый лакированный ларец, а в нём посудинки малые с пробками и круглые шкатулочки, — всё вырезано из цельных самоцветов. Когда пооткрывал купец пробки и крышки, разнёсся запах летнего цветущего луга, но куда более сильный. Инкэри объяснил: одни снадобья сообщат коже Агны отменную гладкость, не убывающую с годами, другие — сладкий аромат телу, третьи — густоту и мягкость волосам. Есть также порошки и краски, назначенные для того, чтобы ярче, привлекательнее стало женское лицо.

Ваюр же, как один из лучших во граде охотников, получил невиданное оружие: покрытую искусной резьбой стальную трубку длиной в три ладони, с изогнутой рукоятью, усыпанной блестящими камнями. Но если ларец Агны и его содержание тут же пошли по рукам десятков женщин, то касательно своего другого дара купец объявил: его надо испытывать в лесу ли, в поле, но не среди людей.

В конце концов, сомнения исчезли, и подарки вызвали общий восторг. Гостю усердно подливали и подкладывали, но он выпил лишь немного вина и поел варёной рыбы.

Хорошенько очистив столы, — солнце уже перевалило на закатную половину неба, — градчане устроили пляски. Этот вид веселья, по крайней мере в его суверском воплощении, был, казалось, незнаком Инкэри; но он не воспротивился, когда девчата потащили купца в хоровод — танец, посвящённый Гопале. Раз десять круг «сплёлся-расплёлся», и гость, смущённо посмеиваясь, уже стал пробираться обратно за стол, — но тут им всерьёз завладела не слишком юная, дебелая девица с морковным румянцем во всю щёку, в розовом платье-распашнице, лазоревых сапожках и огромном лиственном венке. Предстояла игра в «ручеёк»: народ становился попарно, в затылок друг другу; парни и девушки расходились вширь, держась за руки и высоко поднимая их, и каждая пара, нагнувшись, пробегала под «потолком» живого коридора. Девица, по имени Кама, потащила Инкэри, словно воробей червяка, — а когда «ручеёк» окончил течь, от души чмокнула гостя прямо в тонкие губы.

За вечерним столом, где подавали, главным образом, сласти — пироги подовые, пряники, леденцы и мёд в сотах, — вдруг сомлела, не выдержав, Агна. Склонилась на плечо мужа, и тело её начало оседать. По знаку Ратхая, женщину подхватили; подруги унесли в ближайший дом. Рванулся было туда же и Ваюр, но вечевые старцы осадили его: ещё не время, не возведена спальня для брачной ночи.

Опомнившись от слов Инкэри, не то хвастливых, не то шуточных, ганапат вновь заглянул в свою кружку, а затем покивал:

— Да уж, вижу, можете! На второй-то день, чуть от стола встав, как начал ты брёвна таскать для ихнего дома… любо-дорого! Можно подумать, для себя строил.

— Для себя, не для себя… кто знает? — загадочно ответил гость.

За собственным столом сидя, под крышей своего дома в четыре жилья, самого большого во всём Гопаларе и самого богатого, ибо трудились под этим кровом шесть сыновей-мастеров со своими жёнами и внуками-юношами, — непозволительно робел градодержец. Который день жил у него Инкэри, вёл себя прескромно; домочадцам нравился, в чём мог, помогал. Но вот незадача: не мог Ратхай долго смотреть в его внимательные синие глаза. Порой чудилось старому богатырю, что сквозь зрачки купца глядит на него кто-то совсем другой, не Инкэри… глядит нечто мертвящее, с чем не справиться и самому мудрому видану.

Языки каганцов в углах качнулись, и на несколько мгновений ожили люди, звери и сказочные существа со стенных рельефов. Начиналась ночь, уже втрое более долгая, чем прошедший стремительный день.

— Тебе одному могу открыть истину, — только тебе, не вашим шаманам. — У гостя презрительно дёрнулся угол рта. — Мы, Ратхай, народ волшебников. Знаемся с незримыми силами, и силы эти помогают нам. Веришь ли, — язык ваш я и вовсе не учил, ни одного часа. Мне его, считай, по слову моему, целиком в память вложили.

— Подземцы, что ли? — стряхнув с себя наваждение, внушённое аль-дом, грозно спросил Ратхай. Зрачки хозяина превратились в колючие иглы; настал черёд Инкэри почувствовать себя неуютно перед мужиком-грома-диной, что мог даже не кулаком, шлепком ладони убить его. — Те, что внизу живут, вам подсобляют, а?..