Андрей Дмитрук - Сувер

Выйдя во двор, министер слегка поёжился: рассвет был пасмурным, кожу пощипывал озноб. Он позвал кратко… Один из парокатов, стоявших на красной полосе, послушно выехал из ряда и устремился к связисту. Красная полоса была местом для дежурных машин, их котлы грелись круглые сутки.

Чёрный, похожий на опрокинутую лодку, с прожектором впереди и дымовой трубой за кабиной, парокат остановился рядом. Ларва за рулём, видимая министеру как существо вроде лягушки, только шестиногой, боковой лапой отворила дверь. Проверив наличие конверта за пазухой, он устроился на сиденье. Поршни забили громко, часто; парокат описал дугу и помчался прочь от квадратной башни Дома.

Потоки парокатов лились городом, в холодной тени подоблачных тысячеоконных стен. Многоглазые полумехи на перекрёстках регулировали движение, выставляя внушаемую преграду то на одном, то на другом направлении. Профаны торопились, исполняя волю Шестерых, впечатанную в подсознание каждого. В Альдланде никто, кроме магусов, не избирал себе род деятельности. Будучи уверены в своём добровольном выборе, люди тем не менее занимались тем, что требовалось Дому Власти: становились механиками, земледелами, чиновниками, командирами боевых звеньев полумехов… Профессиональные знания и навыки также внушались — быстро, надёжно. Ни сам альд, ни его близкие даже не замечали своих переселений, глубоких перемен в своей жизни; не дивились тому, что вчерашний столичный цирюльник вдруг начинает тянуть сети на берегу океана или водить дальнорейсовые грузовики.

Фасады вздымались всё выше, сгущался мрак под ними, разрезаемый прожекторами парокатов. Министеру было отлично известно: в окнах стоит не простое стекло, а заговорённое. В свободное время альды, не знавшие ничего, кроме своей работы и самых грубых радостей, подчас вели себя достаточно буйно. Проведав после трудового дня подвал с веселящим газом, люди вполне могли затеять дома сокрушительный скандал. Чтобы не выпустить тёмную энергию наружу, строители заколдовывали окна. Эманацию семейных разборок, нередко кровавых, определённым путём собирали из квартир и накапливали для магических надобностей.

Бух! Прервав ход мыслей молодого человека, парокат резко затормозил; последовали удар обо что-то мягкое и чуть слышный звук падения. Министер вышел. Оказалось, внезапно выбежав из подъезда — не иначе, как вследствие домашней свары, — угодил под колёса старик. Ларва за рулём не успела среагировать.

К своему везению — ибо со старыми и безнадёжными врачи-магусы не церемонились, — старик умер мгновенно, сшибленный передним стальным щитком; колёса наехали уже на мёртвое тело. Следя, как из-под мешковатого тускло-синего костюма расползается по мостовой бордовая лужа, связист одновременно впитывал освободившуюся жизненную силу. Один из немногих на своём уровне продвижения, он хорошо это умел: недаром молодого человека ставили в пример другим. Министер почувствовал себя необычайно бодрым; краски сделались гуще, громче и яснее — звуки. Пожалуй, сегодня вечером он найдёт себе женщину в одном из домов ласки. Возможно, женщину-полумеха, с несколькими ртами и конечностями; они лучшие любовницы, чем живые. Ах, ему бы да побывать на поле боя, рядом с гибнущими и ранеными: вот где неиссякаемый родник бодрости!..

Никто из ехавших мимо даже не приостановился. Лишь, когда связист уже отъезжал, из-за угла выкатился двухтрубный фургон: прибывали полумехи-мусорщики.

За кварталами высотных домов, с помощью сильного заклинания одолев мост через прямой, как луч, одетый в плавленый камень канал, министер выехал на площадь перед Домом Власти.

Ни стен, ни оград не виднелось вокруг. Зачем? Подходы к зданию оберегали самые могучие демоны. Связисту, на миг напрягшему второе зрение, явились исполинские образы, столь кошмарные, что долго созерцать их было немыслимо…

Площадь была громадна. Вдали, с обеих сторон, виднелись багровые ко — лоннады казарм. Там, в полудрёме до слов пробуждения, жили боевые полумехи, существа, у которых части, взятые от наиболее крупных и сильных мужских тел, были сращены с резаками и огнестрелами. Связист видел их на парадах.

А ведь из принятого донесения следует, подумал он, что в отдалённом углу земли, в неведомой ему стране Сувер, скоро начнутся военные действия. Нет, прямо об этом не сказано — но он уже давно научился читать между строк.

Дом Власти являл собой правильный куб, размером превосходивший жилые громады. Ни одного окна не было на хмуро блестевших полированных гранях: Шестеро, их штат и охрана видят не в том свете, что обычные люди. Здесь действовала верховная магия, по сути восходящий и нисходящий потоки силы между Мнимым и Истинным Царствами. Оттого в Доме и поблизости от него не разрешено устанавливать ни машины связи, ни какие-либо иные аппараты, вырабатывающие энергию. Взаимное искажение потоков могло быть чудовищным, последствия — невообразимыми.

Ещё раз проверив целость конверта, министер оставил парокат возле входа и вошёл под сень серо-чёрных долеритовых колонн, нёсших на себе брус архитрава. Никаких украшений, гладкость и мощь. Он глянул на себя в отражении на мраморной плите стены: всё в порядке, форма идеально пригнана, козырёк, по уставу, на середине лба; серые глаза под густыми изогнутыми бровями как бы соревнуются в серьёзности с ровным, слегка надменным ртом. Подбородок твёрд; лицо воина и знатока тайн. Да, брови слегка легкомысленны… но не выщипывать же их, в самом деле, как женщины из домов ласки!

Шагом, напоминавшим строевой, пройдя через простую, но величественную прихожую (чёрный мрамор и бронза карнизов), министер ступил на эскалатор, и тот сразу двинулся вверх. Никакой стражи или встречающих, никаких требований сделать условный жест или заклясть охранных ларв. Его ожидали, знали о приходе. Путь был свободен.

Раздвинулись половинки массивных дубовых дверей. Комната была невысока и скромна: ни волшебных знаков на стенах, ни магической утвари, лишь стол посередине, с шестью гранями, да пятеро в кожаных креслах — возле него. Пятеро. Шестой отсутствовал, но связист знал, для Кого предназначено пустое кресло и Кого здесь всегда ждут.

Сидящие кутались в накидки цвета воронова крыла; лица их скрывали одинаковые, с полумесяцами улыбок, белые маски. Маски без прорезанных глазниц. Каждый раз, когда министер видел их, он неизменно вспоминал две фразы магуса-наставника. «На высшей ступени познания чёрное — это белое и белое — это чёрное…» «Тому, кто видит в благодатной Тьме, ни к чему земные глаза, воспринимающие лишь пустой, поверхностный свет». Вспоминал — и думал столь же неизменно: а есть ли глаза под масками Шестерых или, может быть, они выжжены за ненадобностью? Вспоминал, думал… и со столь же неотвратимой повторяемостью забывал о своих мыслях, пришедших в Доме Власти.