Андрей Астахов - Повелитель кошек (рабочий вариант)

- Вероника Михайловна, вот это полотно мне нравится больше всего.

- Эта картина не продается, - внезапно заявил Данилов.

- Не продается? - Вероника с недоумением посмотрела на художника. - Почему?

- Не продается, - повторил Данилов.

- Даже за тысячу долларов? - спросила Вероника.

- Даже за миллион, - гордо ответил художник, шумно вздохнул и поскреб пятерней свою мохнатую как у орангутанга грудь.

- Жаль, - Вероника скорчила обиженную гримаску. - Я бы купила ее. Такая красивая...

- Могу продать эту, - Данилов показал пальцем на небольшое полотно, на котором голый красный мужчина вел за руку голого фиолетового мужчину по синей траве в ядовито-зеленые заросли вроде как конопли. - За пять тысяч долларов.

- Кирилл Сергеевич, что скажете об этой картине? - осведомилась Вероника, разглядывая шедевр.

- Фовистическая традиция, неплохой колор, достаточно проработанная композиция, - выдал я с самым глубокомысленным видом. - Весьма, весьма оригинально.

- Тебя ведь Кириллом зовут? - вдруг спросил художник.

- Кириллом, - ответил я.

- Слушайте, я тут после вчерашнего... Не поможете страждущему?

Честно говоря, я обрадовался этому предложению. Пьяный Данилов наверняка станет снисходительнее к простым смертным и спустится с Парнаса на землю, так что есть шанс разговорить его и узнать о Завратном. Естественно, мы с Вероникой тут же ухватились за такую возможность расколоть Данилова. Я вручил художнику пятьсот рублей, и он пулей вылетел из студии, оставив нас наедине с его картинами.

- Этот Маргулис просто извращенец, - сказал я, разглядывая картину, на которой красовалась пышная белая задница в целлюлитных ямочках, окруженная венком из черных роз. - Что тут ему могло понравиться? Мазня, как Бог свят, мазня. Ты заметила, сколько тут этюдов с голыми мужиками?

- С самого начала, - призналась Вероника. - Наш художник по-моему мужеложством балуется.

- Вот только эта картина, - я опять подошел к пейзажу на стене, - будто другой человек писал. Действительно здорово. Правильно говорят, что даже самый бездарный художник способен однажды создать что-то стоящее. А может, мы еще не доросли до понимания истинных масштабов гениальности маэстро Данилова.

- Мы что, действительно купим у него картину? - шепнула Вероника.

- Ни в коем случае. Скажем, что нам нужно время подумать, назначим новое рандеву. Эти картины только в привокзальном сортире вешать.

Данилов вернулся минут через десять и уже в подпитии. Нам было предложено спуститься вниз, и хозяин заботливо сервировал для нас на ящике угощение и закуску - полбулки черного хлеба, нарезанную ломтями дешевую колбасу и селедку в шкуре. Я заметил, как брезгливо сморщилась Вероника.

- Как вы про меня узнали? - спросил Данилов, разливая "Ржаную" в маленькие рюмки для нас и в граненый стакан - себе.

- Маргулис порекомендовал, - сказал я. - Он очень высоко ценит ваше творчество.

- Я так и подумал, - Данилов выплеснул полстакана водяры в свою глотку, занюхал кусочком колбасы и посмотрел на меня посоловевшим взглядом. - Он тоже приценивался к картине, которую вы хотите купить.

- Чего же не продали?

- Не хотел, вот и не продал.

- Странный вы человек, Ян Васильевич, - сказал я, пригубив водку. - Всегда считал, что художники мечтают о таких покупателях, как Александр Михайлович.

- Художники мечтают о свободе творчества, - заявил Данилов и разлил остатки водки. Вероника встревожено посмотрела на меня. Я сделал успокаивающий жест - мол, все под контролем.

- Знаешь, что я думаю? - спросил Данилов, жахнув очередную порцию. - Вас Маргулис послал. Не уймется никак, жид пархатый.

- Ошибаетесь, Ян Васильевич, - ответил я. - Это была инициатива Вероники Михайловны, которая слышала о вас только хорошее. В том числе и от Маргулиса. Так что не стоит приумножать число сущностей без необходимости. Слышали о бритве Оккама?

- Чего? - Данилов скривился. - Короче, вот мое слово. Пейзаж не продается. Или берете то, что я продаю, или до свиданья. Провожать не буду.

- И все-таки, почему вы не хотите продать пейзаж? Вы же можете новый написать, не так ли? Или у вас уже есть покупатель?

- А вот это, уважаемые, не ваше дело, - Данилов засопел, сорвал пробку с новой бутылки. - Это мои дела.

- Понимаю. А если мы заплатим больше?

- Больше - это сколько?

- Десять тысяч долларов, - сказала Вероника. - Это ооочень много!

- У вас столько нет, - хмыкнул Данилов.

- А если есть?

- Все верно, вы на Маргулиса шестерите, - вздохнул Данилов. - Теперь ясно. Все, базар окончен. Идите с богом, люди добрые. Картина не продается.

- Послушай, Васильич, - я решил отойти от дипломатических политесов, - давай по-человечески поговорим. Я тебе честно говорю, Маргулис тут не при чем. Просто интересно, чего ты так за эту картину уцепился. Картина как картина, пейзажик-натюрмортик, типа утро в еловом лесу, только медведи по делам отлучились. Банально, стандартно, хоть и талантливо. Но Веронике Михайловне нравится, а она привыкла получать от жизни все, чего хочет. Да и тебе деньги не помешают. Или кто-то тебе больше посулил, а?

- Кто-то? - Данилов наполнил свой стакан на три четверти. - Ваш кореш Маргулис мне за картину всего тысячу пятьсот баксов предложил, жлоб. А там только затрат на три штуки минимумэ.

- А Завратный сколько пообещал? - решился я.

В следующее мгновение я едва не погиб. Данилов внезапно взревел, как разъяренный медведь, и бросился на меня, держа бутылку за горлышко. Дай Бог здоровья тому отставному морпеху, который в свое время выучил меня в Мурманске приемам самозащиты! Я уклонился от удара, который неминуемо разбил бы мне голову, и очень удачно провел апперкот в подбородок художника. Данилов устоял на ногах, но бутылку выронил. Мгновение мы смотрели друг на друга разъяренными взглядами, а Вероника истошно вопила: потом Данилов с какой-то непонятной растерянностью глянул на меня, вытер выступившую на губах кровь и бросился к лестнице, ведущей наверх, в студию. Я побежал за ним. Последнее, что я увидел - это фигура Данилова с раскинутыми в стороны руками, он будто пытался закрыть собой странную картину, которой так дорожил. Я метнулся к нему, и тут почувствовал, что теряю равновесие. В ушах раздался испуганный крик Вероники, потом полыхнул ослепительный свет, и больше я ничего не помню.

Глава вторая

Не спрашивай, почему судьба привела туда,