Александр Рыжков - Ищейки Смерти

Первым настигли Лирка… Он яростно размахивал широким лезвием меча, отгоняя волков. Факел упал на землю: света едва хватало вырывать из ночи чёрные силуэты врагов. Меч яростно разрезал воздух в миллиметрах от ловко уклонявшихся волков. Один раз удалось полоснуть мохнатый волчий круп. Но мгновением позже подкравшийся зверь подхватил зубами факел и выкинул его в сторону. Окутанный мраком лесной ночи, Лирк отчаянно размахивал двуручным мечом — своей единственной соломинкой к спасению. Но что может поделать воин — пусть тысячу раз искусный — в кромешной тьме против стаи чёрных волков?

Наёмники, насколько хватало сил, мчались по лесу: им некогда было оборачиваться. О случившейся с товарищем беде они узнали, когда было уже слишком поздно…

Лес наполнился отчаянным, диким, полным боли, страдания и мучений криком живьём раздираемого на части люрта…

А потом крик смолк. Но его эхо ещё долго носилось по пропитанному хвоей, плесенью и запахом мокрого зверья воздуху Седого Леса.

Тартор бежал рядом с Филикой. Когда она зацепилась за выступы корней и впечаталась лицом в засыпанную опавшими колючками землю — он был рядом, чтобы помочь. Волчья пасть уже была готова сомкнуться на голове девушки, но наконечник эспонтона вонзился прямо в глаз зверя. Тартор тут же вырвал оружие из раны. Волк дико взревел. Но не от боли: от предвкушения сладкой мести…

Филика лежала на земле, отчаянно пытаясь вытянуть ногу из хитросплетений корней и в то же время — стреляя из пистолетов по окружившим волкам. Тартор стоял рядом. Крепко сжимая рукоять эспонтона, то и дело, совершая безуспешные выпады в сторону ловких волков. Факел Филики погас. Факел Тартора лежал на земле: сырой хворост и иголки дымились под ним. Наёмники — словно загнанные звери; из преследователей они превратились в жертв…

Но где остальные? Где Тос? Где Моррот? Почему они не идут на помощь? Или, быть может, их уже нет в живых? Нет, пусть живут. Пусть живут, какой бы трусливой ценой не была дана им та жизнь!

Противный чавкающий звук. Шерсть взвывшего волка задымилась, зашипела. Звуки повторялись всё чаще. В слабом свете гаснущего факела Филика разглядела чудовищную морду трехрогого зверя. И нарост. Под мордой выпирал отвратительный нарост. Из него с тем противным звуком выплёвывались струи смертоносной кислоты. Дигры! Вечные лесные враги встретились под колпаком ночи! Гигантские кошачьи налетели на чёрных волков. Начался очередной бой их вечного противостояния. И в этом бою никому не было дела до каких-то жалких, в страхе прижавшихся к земле людишек…

Подхватив догорающий факел, Филика и Тартор помчались прочь. Через некоторое время за их спинами начало разрастаться красное зарево. Оброненный Лирком факел подпалил Седой Лес. Таков его посмертный подарок убийцам. Нехотя, лениво, смертоносно — пожар ширился по сырым просторам леса. Наёмникам повезло — ветер дул им навстречу…

Сырость Седого Леса — не лучший соратник огня. Пожары тут случаются крайне редко. И, как правило, ненадолго. Этот пожар не был исключением. К утру, он потух, оставив после себя обугленные трупы обитателей леса и наполнив воздух невыносимым запахом гари.

Измученные Филика и Тартор подходили к опушке, на которой оставили карету. Карета стояла там же, где и должна была.

А рядом с ней нервно переминались с ноги на ногу Моррот и Тос.

Глава 2: Все дороги ведут в Сар

— Эта дрянь станет отличным украшением наших ворот! — с нескрываемой злобой сообщил Линтус Безупречный.

Несколько пар рук из толпы выхватили голову и поволокли к воротам. Жители плевали, пинали, выдирали из неё клоки чёрной шерсти. Кровь и мозги давно засохли; из дыры в черепе разило гнилой трупной вонью. Пробивая гвоздями шкуру и череп, голову приколотили к главным воротам городка Гродиц.

Голова ошибочно убитого волка была обречена служить напоминанием о страшных злодеяниях своего предводителя…

— Мы дадим вам новых лошадей. И, разумеется, оставшуюся сумму платы. Но… — Линтус выдержал полагающуюся в таких случаях паузу, — только завтра. Сегодня ночью как раз зенитная фаза лун. Посмотрим, тот ли это убийца… И ещё одно, — он понизил голос, — мне очень жаль вашего погибшего товарища…

Глава города предложил наёмникам переночевать в его летнем домике, но предложение было отвергнуто. Незачем привыкать к забытой роскоши мягких кроватей и чистых простыней. Это может помешать профессии…

Моррот и Тос легко отделались. Хочешь, не хочешь, а обвинить их в предательстве не поднимался язык. Они были далеко и не видели, как упала Филика — вот их оправдание. Точно так же оправдывали себя все четверо за смерть Лирка. Никто не слышал. Никто не знал. Никто не подозревал… В ту позорную ночь каждый превратился в трусливое животное. В тупую, бездушную тварь, озадаченную лишь одним: спасением своей никчёмной шкуры. И ещё неизвестно, да и никогда известно не будет, вступился бы Тартор за Филику, не помешайся он рассудком от переедания голубого гриба…

«Кодекс наёмников за головами стоит на трёх незыблемых веками постулатах:

— Неуверен, что выполнишь заказ — не берись;

— Если взялся — выполняй любой ценой;

— Не оглядывайся, не жалей, не вспоминай…»

Лирк был частью команды. Он был её жизненно-важным органом. И без него уже не будет того коллектива, тех Смертельных ищеек, наводящих неописуемый ужас на всех, кому «посчастливилось» волей богатого заказчика стать их врагами…

Было трудно не оглядываться, было больно не жалеть, было невозможно не вспоминать. Но жизнь не стоит на месте. Жизнь течёт своим неумолимым ручьём из колодца прошлого в пропасть будущего. Несёт на плоту суетливых существ. Одни существа тонут в его беспощадных водах, другие тут же приходят на их место. Одни помогают тонуть, другие тянут за собой на дно. А те, кто ещё на плоту, кого ещё не коснулась холодная, цепкая рука утопающего — они, затаив дыхание, вожделенно глядят в пропасть. Загипнотизированные её чудовищным величием, смертоносной красотой. Не замечая тех, кто уже утонул, не помогая тем, кто пытается выбраться наружу. Для них существует только тот клочок плота, на котором они стоят. И пропасть будущего. Столь размытого лучами радужной дымки, но, в то же время, столь ясного и пугающего вблизи…

В карете спал Тартор. Его дела были куда хуже, чем ожидалось. Здравый рассудок возвращался к нему подобно наплывающим на берег волнам: прояснялся на какое-то время, но потом опять заволакивался туманом помешательства. Добиться от него выполнения приказаний в моменты слабоумия — задача непосильная даже для гранитной характером Филики. Практически весь путь от Седого Леса к Гродицу Тартор провёл в постели. Даже жара не мешала ему целыми днями спать. Иногда он просыпался, выбегал из кареты, запряжённой в его соратников, и начинал бегать кругом, срывая ветки пустынников, роя землю, жуя пойманных жуков и кузнечиков…