Елена Федина - Наследник

— Всё очень хорошо. Ты не спала?

— Нет, конечно… Слава богу, что всё обошлось! Ты голодный?

Я вдруг понял, что зверски проголодался.

— Да-да-да! — проговорил я страстно, — принеси мне что-нибудь, можно холодное.

Эска принесла поднос с едой в мою комнату. Она села со мной за стол и приготовилась слушать. Я обгладывал куриную ножку и думал, с чего начать. И начал.

— Ты бы вышла за меня замуж? — спросил я, проглотив последний кусок и чуть не подавившись от волнения.

Она посмотрела на меня грустно и устало.

— Конечно.

— Ты не шутишь?

— А ты?

Три свечи догорали, взволнованно дрожа от моего дыхания. Я взял ее маленькую, но сильную руку, натруженную и шершавую, согрел ее в своей руке, как маленького беспризорного зверька. Я знал, что у этого зверька теперь будет хозяин, который не даст его в обиду и сделает для него всё, что сможет.

— У меня разбилось зеркало, как только тебя увели, — прошептала Эска, — это очень плохая примета.

— Я куплю тебе сотню новых, — сказал я.

— А я куплю тебе новый камзол, — улыбнулась она, — твой совсем износился.

Она была еще в прежней жизни, а я был уже в новой. Слова ее вернули меня к реальности. Мы сидели в старой корчме, у меня действительно был поношенный камзол, потертые штаны и заштопанные носки. У меня и денег еще не было, и бумаги еще не были подписаны. Я решил ничего пока ей не говорить. Тем более, она восприняла бы это как розыгрыш.

— Я смогу тебя обеспечить, это я тебе обещаю, — сказал я уверенно, — не думай, что я собираюсь просто пристроиться к твоему хозяйству.

— Не думаю, — вздохнула она и перечислила еще кучу вещей, которые собирается мне купить.

Пытаясь приостановить этот унизительный для меня перечень, я ее поцеловал. Я мечтал об этом лет двадцать пять, а может и больше. Я был неравнодушен к ней, наверно, с пеленок. И что мне было до того, что она уже не так свежа, стройна и ослепительна как раньше? Прекрасней Эски никого не было и быть не могло.

Мне казалось, что ко мне снизошла богиня. Я боялся дотронуться до нее, я с трепетом снимал ее одежды, я не мог насмотреться в ее кошачьи глаза. Мне дикой показалась бы мысль, что простая трактирщица недостойна меня, новоявленного графа Гальма, мне бы такое даже в голову не пришло. Это я был, есть и буду ее недостоин.

Эска проснулась раньше и уже занялась делами. Я обнял ее подушку, насладился запахом ее волос и встал счастливый и окрыленный. Оделся, умылся, побрился наконец и нашел себя вполне сносным. Эска потрогала мою отполировано-гладкую щеку и сказала, что теперь я выгляжу совсем беззащитным.

— Почему это? — возмутился я.

— Не знаю, — она пожала плечом — я ведь уже говорила, что ты мне кажешься уязвимым, и что тебя легко обидеть.

— И за такого нытика ты собралась замуж?

— И не передумаю, — засмеялась она, — не надейся!

После обеда мой час настал. Я отправился к графине Гринцинии Гальма.

Ветер стих, но всё равно было очень холодно. Я дошел до особняка, порядком отморозив свое беззащитное отныне лицо. Возле парадного подъезда стояли кареты, в доме чувствовалась суета. Я, конечно, волновался, но волнение мое было приятным и радостным. Впрочем, не долго.

Привратник меня не впустил. Я понял, что он не узнал меня без бороды и усов и терпеливо объяснил ему, что я тот самый вчерашний гость, и что графиня ждет меня.

— Сожалею, — ответил он торжественно, — но графиня не сможет принять вас.

— Как это не сможет? — неприятно удивился я, — почему?

— Госпожа графиня умерла.

Никогда в жизни я не слышал столь убийственной для меня фразы. «Госпожа графиня умерла!» Я тупо смотрел на привратника, не в силах понять, что происходит.

— Как умерла? Еще вчера в полночь мы с ней разговаривали!

— Через час, как вы ушли.

Еще минут пять мы говорили об одном и том же, я повторял, что такого не может быть, а он твердил свое. Его терпению можно было удивиться. Потом я наконец опомнился и захотел узнать подробности, но подробностей он не знал или не хотел говорить кому попало. Тогда я попросил позвать Лориан.

Дверь захлопнулась у меня перед носом, минут через десять, когда я уже перестал надеяться и окончательно околел, ко мне вышла заплаканная горничная и завела меня в прихожую. Оттуда мы на цыпочках прошли в какой-то закуток для слуг и сели на скамью.

— Я знаю, что ты мой брат, — сказала она всхлипнув, — я тебя ждала…

— Графиня тебе всё рассказала?

— Да. Когда поняла, что умирает.

— А как она это поняла?

— Силы стали уходить из нее как песок сквозь сито. Бедная мама!

Лориан опять всхлипнула и уткнула носик в батистовый платок.

— Что она тебе говорила? — спросил я, чувствуя смутную тревогу, смерть графини слишком напоминала смерь сестры Джоло.

— Почти ничего. Ей было очень плохо. Она велела мне взять деньги и уехать отсюда немедленно. Она настаивала, но не могла же я ее бросить в таком состоянии!

— Тебе надо было уехать, — сказал я мрачно, — ты красива, а тут, как я понимаю, на красивых женщин мор!

— Тише! — она испуганно подняла на меня заплаканные глаза, — у нас слишком много гостей…

— Ты подозреваешь кого-нибудь?

— Упаси бог! Матушку никто не убивал, она была одна, просто…

— Что просто?

— Просто она знала, что умрет.

— Почему ты так думаешь?

— Она сказала мне: «Я все-таки не успела». Понимаешь?

— Да. Я понимаю, почему она так спешила сделать меня наследником. У нее не было опасной болезни?

— Нет. Матушка никогда ни на что не жаловалась.

— Значит, ее убили.

— Тише, умоляю тебя!

Мы оба надолго замолчали. Вокруг была тишина, скорбная и тревожная. Я снова столкнулся лицом к лицу с внезапной смертью, и в этот раз, надо признать, она посмеялась надо мной изощренно!

— Давай поделим деньги пополам, — предложила Лориан чуть слышно, — ты же не посторонний.

Речь, видимо, шла о кошельке, от которого я вчера широким жестом отказался.

— Бери всё, — сказал я твердо, — и немедленно уезжай отсюда. Ты и сама знаешь, что тебе опасно тут оставаться.

— Но завтра похороны. Должна же я проводить ее в последний путь!

— Нет!

Не знаю, почему Эска считала меня беззащитным, но на Лориан я нагнал ужаса одним только словом. Слезы ее высохли, она кивнула и поспешно пошла собирать вещи. Я смотрел ей вслед и думал, что, наверно, никогда ее больше не увижу. А жаль…

Обратно я шел, мороза уже не чувствуя. Камни моих воздушных замков рушились на меня медленно и весомо, как вполне заслуженные подзатыльники, и мысли мои путались. Я потерял мать, не успев ее обрести, я потерял свое призрачное богатство, я получил очередной плевок в лицо от смерти, от внезапной, безвременной, предательской смерти, которую так ненавижу. И (о, ужас!) я обещал Эске то, чего уже никак не смогу выполнить: обеспечить ее. Вот она — моя тоска, тревога, и разбитое зеркало…