Мария Крайнова - Фениксова песнь (СИ)

- Так вот, - продолжил друг, еще больше нахмурившись, - Три дня назад они привели в город девушку. Объявили, что нашли повелительницу восточного ветра, и отвели ее в бывшие инквизиторские застенки. Глашатаев понабежало, повторили историю еще раз. Мол, это существо владеет неподвластной людям магией, а потому наш мир под угрозой, ибо эту магию скоро обратят во зло. И... знаешь, было в его голосе что-то такое... фальшивое, что ли...

- Ну вот, - наигранно расстроился я. - Он на создание байки о пророчестве целую жизнь потратил, а ты ему не поверил. Не стыдно?

- Это не смешно, Хаст, - поморщился Оарн. - Они ведь убьют ее. Ни за что.

- Откуда ты знаешь, что она ни в чем не виновна? - Я подобрал вилку и все-таки съел гриб. Торговец неодобрительно на меня посмотрел, но я и бровью не повел.

- Просто знаю, и все. Или ты мне не веришь?

Я задумался. Нет, в чутье друга я не сомневался, но связываться с воинами Альна не хотелось. Мало ли, что за каша в головах у этих фанатиков? Решат, что я сам какой-нибудь повелитель, и затолкают в компанию к девчонке. А после пыток, которые практиковала еще инквизиция, можно вообще признать себя Дьяволом.

- Верю, - медленно сказал я. - Но сделать мы ничего не можем. Иначе придется всю жизнь провести в бегах. Скажи честно, тебе нравится такая перспектива?

- Тот факт, что воины угробят невинную жизнь, мне нравится еще меньше, - подумав, ответил Оарн.

Я присвистнул. Не припоминаю, чтобы за другом водилась привычка спасать девушек из застенков. Даже красивеньких. Кстати об этом...

- Она тебе настолько понравилась? - пошутил я, твердо намереваясь свести к шутке и весь этот дурацкий разговор. Оарн безнадежно покачал головой и потянулся к бутылкам эетолиты.

Слава Аларне! Неужели он одумался?!

***

Искать комнату на постоялом дворе не пришлось: торговец предложил мне остаться в его лавке. Сначала я отказывался: домик был маленьким, удивительно, как Оарн сам в нем помещался. Потом увидел обустройство второго этажа и благоразумно заткнулся. Я подозревал, что на продаже оружия можно много заработать, но чтобы настолько... Мебель была резная, вычурная, которую скорее можно увидеть в жилище благородной дамы, а не крепкого грубого торговца. Оарн, видя мое замешательство, начал виновато оправдываться:

- Я не сам ее покупал. Один эльф купил у меня двуручник, а расплатиться вовремя не смог. Задаток заплатил, пообещал прийти с остатком на следующий день - но не успел, ночью бросился в погоню за каким-то родственником. Я не особо расстроился: меч был не самой лучшей работы, но остроухий вернулся, извинился, доплатил и сказал обращаться, если что-то будет нужно. Я по глупости и сказал, мол, мне кровать нужна, надоело на лежаке спать... Ну откуда я знал, что он мне ее купит?!

Я тихонько рассмеялся. М-да, весело быть торговцем... Попробовать, что ли? Вот только я ни людей, ни эльфов не люблю, так, терплю из-за работы. Оарн, наоборот, любит и пообщаться, и байки потравить. У него это получается искренне, не так, как у меня. Одно дело - помахать перед наивными селянами головой дакарага, и совсем другое - иметь дело с людьми постоянно, запоминать лица, характеры и повадки. А память у меня была рассчитана совсем на другие вещи. Например, на сотни подвидов болотной нежити, которая считалась самой опасной из существующих. Не потому, что обладала завидной силой, просто ей было удобно охотиться: спугнул человека, заставил сойти с тропы, и нормально: ныряй себе в бочаг, обед готов.

Оарн великодушно уступил мне кровать, а сам притащил с чердака лежак. Он отчаянно скрипел под торговцем, но пока не проваливался. Я же забрался под теплое одеяло, вздохнул, вспомнив ночевки у костра, и закрыл глаза.

Под веками закружилась липкая белая муть. Она то превращалась в туман, то рассыпалась на пушистые клочки облаков. Порой в ней мелькали чьи-то глаза - светлые, почти совсем белые, с темными ободками вокруг радужек. Они смотрели на меня, не мигая. Я не сразу понял, что провалился в сон: даже тело продолжало быть таким же тяжелым и чувствовался край одеяла под горлом.

Но я куда-то шел. Это было настолько глупо - идти куда-то, кутаясь в одеяло, - что я выругался и попытался его сбросить, но оно вдруг оказалось таким тяжелым, будто мне на плечи взвалили гору и велели нести вперед. Мои шаги разносились эхом во все стороны, голова закружилась, и из белой мути начал появляться призрак потустороннего мира. Я растерялся. Во снах нельзя сюда приходить. Только проснуться не получалось, а мир разрастался, поспешно достраивая призрачные башенки и домики, меняя тепло с холодом и напевая свою бесконечную песню. Потом пошел снег. Он появлялся из ниоткуда, потому что неба в мире духов не было - только белое, безграничное ничто, которое принимало такие очертания, какие хотело само. Поверхность под ногами, сначала светлая и непроницаемая, понемногу становилась зеркальной. Сперва под моими ногами возникло серое пятно, потом оно раздалось в стороны, и на нем замелькали отражения: измененное мое, напоминающее ядовито-зеленый росток с маленькими отростками крыльев, и настоящие - духов, темными пятнами шныряющих высоко вверху.

Напев стал громче, в нем начали угадываться целые слова. Я продолжал куда-то идти, оглядываясь по сторонам и надеясь, что никого по дороге не встречу. Потому что сейчас я, пусть и не по своей воле, нарушал закон. А расплата за это могла быть только одна, и она мне совсем не нравилась.

Впереди показалось красноватое пятно. Я дошел до него, присел на корточки и удивленно присвистнул. Кровь. Она размазалась по зеркалу, красная с этой стороны и розовая - с той, и понемногу становилась густой, как кисель. Я поднял голову, прищурился. Чуть дальше виднелось еще несколько пятен, а за ними - темная бесформенная груда. Она шевелилась: конвульсивно дергалась и жутко хрипела.

Я заколебался. Подойти ближе или повернуть? Не люблю рисковать, когда мне это ничего не сулит. Только вот у умирающего неизвестно чего был такой безобидный вид, что я, старательно обходя кровь и стараясь не смотреть под ноги, все-таки подошел. И застыл, не в силах ни отшатнуться, ни заорать.

Под живыми серыми побегами неподвижно лежало израненное человеческое тело. Побеги заползали в раны, оплетали их, с бульканьем вдавливались поглубже, а человек лежал, глядя куда-то вверх выцветшими светлыми глазами. Голубыми или серыми - разобрать я не смог, потому что радужка быстро затягивалась толстой непрозрачной пленкой. Как у мертвой нежити. Только человек передо мной не был мертвым, в этом я был уверен. Тогда какого черта здесь происходит?!

Я приподнял руку, но над плечом пальцы сомкнулись на пустоте. Ножен на поясе тоже не наблюдалось. Я был безоружен. Стоп... Безоружен? Я?!