Александр Данковский - Папа волшебницы

Ну а в-третьих помогал мой милый пофигизм. Да, я знаю, что неправильно так относиться к реальности. Но иногда — полезно. Как вот сейчас. Помогает не слететь с катушек.

Неизвестность, конечно, страшила. Но с этим я поделать ничего не мог. Аборигены пока не проявляли враждебности, что само по себе удивительно. Опять же, как сказал кто-то из великих, больше всего мы переживаем по поводу того, что никогда не случается. Поэтому я строго-настрого скомандовал себе не забивать голову и идти спать. И мужественно ворочался еще часа два, пытаясь не думать о плохом. Пока, наконец, не заснул.

Глава 3. "Список контактов"

Весь следующий день мы маялись в четырех стенах. Нас никто не беспокоил, пробовать на прочность радужную пленку защитного поля я не стал (а смысл?), так что заняться было решительно нечем. Правда, у Юльки в "штанах" (то есть в переметных сумах на багажнике, а вы что подумали?) оказалась какая-то фэнтезюшная книжка, но доченька вцепилась в нее, как клещ. Что ж, я ее могу понять, сам иногда успокаиваю нервы с помощью хорошей литературы. Ну, или, по крайней мере, захватывающей. Той, что позволяет на время уйти из окружающей действительности, с ее проблемами и раздражителями, к чужим проблемам, которые, почему-то, не так раздражают.

Но сейчас у меня такой возможности не было. Пришлось искать спасения в другом. Я, наконец, отрегулировал положение тормозных колодок на обоих велосипедах (месяца два собирался), чуть подстроил Юльке задний переключатель, насколько это вообще возможно на дешевых моделях, подкачал камеры, проверил затяжку всех винтовых соединений… В общем, поиграл в правильного веловладельца. Хотел еще помыть велики от гипотетической грязи, но не стал. Мало ли как хозяева воспримут такое святотатственное посягательство на чистоту ванной. А в том, что за нами подсматривают, я практически не сомневался. Как написал один шутник в нашем офисе на соответствующей двери, "видеонаблюдение в туалете ведется ради вашей безопасности". Да и тряпок не было.

Хуже, что хозяева не снабдили нас письменными принадлежностями. Никогда не вел дневник и вообще не любил писать, особенно от руки, но в такой ситуации, подражая книжным героям, можно было бы и обзавестись записными книжками и путевыми заметками. Опять-таки, рисунки могли помочь преодолеть языковой барьер.

Дешевая шариковая ручка нашлась в "бардачке", то есть подседельной сумке с инструментами. А вот на чем писать? Тщательная ревизия велосипедных рюкзаков позволила обнаружить несколько мятых и грязных огрызков картона (остатки упаковок тормозных колодок, камер и прочей мелочи), не первой свежести половинку листа А4 с обрывком текста на одной стороне, карту Киева и инструкцию к велокомпьютеру на английском и китайском. Плюс записку давешнего гнома. На которой, впрочем, шариковая ручка отказывалась писать напрочь. Впрочем, она и на других бумажках не слишком старалась. Китаянка, да еще в такой дали от родины — что с нее возьмешь?

Здраво рассудив, что продукция Киевской картографической фабрики нам вряд ли поможет выбраться из здешнего "прекрасного далека", я стал писать о том, что с нами произошло, прямо поверх дорог и улиц. Не слишком удобно, но других вариантов не было.

На эпистолярный жанр (или как там называется написание дневников?) ушло часа два. Последний раз столько времени подряд я писал от руки, наверное, еще в студенческие годы, так что с непривычки устал. Поэтому решил выйти погулять. Защитное поле окружало наш флигелек со всех сторон, и я пошел вдоль слабо видимой переливчатой границы. От крыльца она отстояла шагов на 20, так что я без труда двигался по периметру. И благополучно добрался до заднего дворика, который меня очень порадовал. Дело в том, что пространство перед входом и по бокам флигелька занимали, в основном, газончики, прорезанные дорожками из песка или красноватого искристого плитняка. С кустиками по периметру. Красиво, конечно, но крайне нефункционально. Лозунги "по газонам не ходить" и "траву не есть" в меня вбивали с детства. И благополучно привили стойкую неприязнь к клумбам, грядкам и прочим местам компактного проживания культурных представителей царства растений. Еще ребенком я не мог понять, с какой радости имеющийся в наличии двор — такое замечательное место для игр и прочей беготни — нужно урезать, создавая на нем табуированные зоны. "Не играй мячом рядом с клумбой, гладиолусы помнешь!" Да на фига мне ваши гладиолухи?!

Так вот, задний двор оказался полностью свободен от зеленых захватчиков. Площадка чуть меньше половины волейбольного поля, усыпанная то ли крупным песком, то ли мелким гравием. Можно и гимнастикой позаниматься, и фигурной ездой на бисиклетах, и спарринг — буде желание возникнет — устроить.

Зря я про спарринг вспомнил. Потому что как раз в этот момент радужное поле метрах в полутора от лица внезапно выгнулось острым конусом в мою сторону, как будто кто-то ткнул в него снаружи гигантским карандашом. Острие не дотянулось до меня сантиметров на тридцать — и ринулось обратно. Я даже не успел испугаться, но отпрыгнул. И вовремя: с интервалами в полсекунды поле выдало еще пару таких же протуберанцев, причем последний был длиннее и тоньше двух предыдущих и вполне мог добраться до моей скромной персоны, останься она на прежнем месте. Ошалелым зайцем я метнулся за угол, а потом и в дом. В прихожей остановился и попытался успокоить дыхание. Потому что еще на бегу понял: похоже, в меня стреляли с той стороны, и поле спружинило, отбросив обратно пули, или чем там пытались продырявить мою шкуру.

Черт знает, что происходит в этом новом мире. Ни в чем не повинного пришельца сперва помещают под домашний арест, а потом пытаются прикончить. Правда, помещают, небось, одни, а прикончить пытаются вторые, иначе логики нет. И поле поставлено не зря. "Решетки в зоопарке стоят, чтобы защитить тигра от посетителей".

Долго думал, сказать ли Юле о происшествии. Родительский инстинкт подсказывал: "Нечего зря волновать ребенка". А разум — что мы теперь, говоря по-американски, партнеры, поэтому сокрытие важной информации может не только подорвать доверие, но и просто поставить потомицу под удар. Не такая она послушная, чтобы молча исполнять папин запрет "туда не ходи". Сунется ведь — если не из любопытства, так из вредности. А пуганую, небось, беречь легче будет, как говаривал незабвенный Волкодав. А он в телохранении толк понимал.

К моему удивлению, особо сильно она не испугалась. (Говорят, дети не верят в смерть, она для них абстрактное понятие. Не знаю, не знаю.) Подробно расспрашивала, что и как было, не увидел ли я, чем именно пытался запустить в меня неизвестный стрелок. Я вспомнил, что краем глаза заметил что-то длинное и блестящее, вроде тонкого алюминиевого стержня внутри вытянувшегося в трубку поля. Так что, похоже, это была стрела. Но, может быть, мне просто почудилось, и за древко я принял блик на пленке. Юля даже пыталась уговорить меня высунуться из-за угла и посмотреть на место происшествия. Но тут я уперся рогом и ей строго запретил. Даже поставил баррикаду из велосипедов поперек выхода. Сказав, что до темноты внешние прогулки отменяются. Потом, по зрелом размышлении, сам свой запрет отменил и барьер разобрал. Совместно мы решили, что гулять будем, но не дальше чем в пяти шагах от стен дома. Чтобы снизить риск. Иначе до паранойи недалеко: к окнам не подходи, воду не пей (вдруг отравлена?). В итоге, придется забраться каждому в свой спальный сундук, высунув только нос для дыхания. Может, это и не попытка убийства была, а некий тест. Исследуют нас местные, как подопытных животных. Жестоко? А где вы видели добрых исследователей? Один академик Павлов чего стоит…