Джонатан Уайли - Владычица снов. Книга первая

— Картина опять изменилась, — пояснила она.

— Вот уж никогда бы не подумала!

— Но на этот раз совершенно по-другому, — продолжала Ребекка, собравшись с силами и придав своему голосу тон определенного раздражения.

Эмер улыбнулась:

— И как же именно?

Ребекка с максимально возможной здравостью описала ей перекосившуюся доску и таинственное, явно злобное существо, появившееся вместо монаха. Она говорила об этом с такой верой в собственные слова, что Эмер сразу же посерьезнела. Правда, всей этой серьезности ей ненадолго хватило.

— Господи, Бекки. Нянюшка, должно быть, опять подмешала тебе в молоко какого-нибудь снадобья.

— Ничего подобного, и ты прекрасно знаешь это, — яростно возразила Ребекка, но тоже не смогла сдержать улыбку. В какую бы ситуацию она ни попадала, подруга всегда ухитрялась насмешить ее. Так, деля на двоих радости и горе, они выросли в старинном замке — родном доме обеих девушек.

— Может быть, и так, — задумчиво протянула Эмер. — Больно уж ты добродетельная девица, что бы придумывать такие истории, как бы ни заботилась о тебе нянюшка. Мне стоит, пожалуй, и самой посмотреть на картину.

— Не надо!

Ребекка хотела, было, удержать подругу за руку, но Эмер оказалась для нее чересчур проворной. Ребекка зажмурилась, не желая хотя бы даже мельком увидеть вновь это отвратительное существо, не желая смотреть на картину и из другого конца комнаты.

— А ты знаешь, что на оборотной стороне что-то написано? — пару мгновений спустя, спросила у нее Эмер.

— Нет.

Ребекка открыла глаза. Вопреки всему, открытие, сделанное подругой, заинтересовало ее.

— Почти ничего не видно. И все же… К… А… В… А… Н… Каван. Это имя художника. Интересно, почему он не подписал картину где положено?

— А может быть, это вовсе не имя художника?

Произнеся вопрос, Ребекка тут же снова зажмурилась, потому что Эмер подняла картину с пола и приставила ее к стене.

— По-моему, она ничуть не изменилась. — В голосе у Эмер послышались нотки разочарования. — Подойди — сама увидишь.

Ребекка приоткрыла глаза и бросила быстрый взгляд на картину. Солнечные лучи по-прежнему падали на полотно, и даже через всю просторную комнату сразу же стало понятно, что монах вернулся на картину и вид у него был столь же задумчивый, как и обычно. Да и доска приобрела прежние очертания, превратившись в правильный черно-белый квадрат, а фигуры оказались расставлены в исходное положение как бы для новой партии.

«Но что это за партия, — сокрушенно подумала Ребекка. — И что это за игра? И играю ли я в нее или всего лишь являюсь одной из расставленных на доске фигур?» Задрожав всем телом, она отвела взгляд от картины.

Эмер была единственной, с кем Ребекка поделилась своей тайной, но это не произвело на подругу особенного впечатления, более того, Эмер отнеслась к волшебным свойствам картины весьма скептически. Она пристально всматривалась в полотно, когда на нее находило соответствующее настроение, и хотя, по ее собственным словам, время от времени и улавливала на холсте какие-то перемены, волнение, испытываемое в связи с этим Ребеккой, ее ничуть не охватывало. Эмер излагала свою точку зрения примерно такими словами: «Ну, хорошо, картина меняется, ну и что с того? Все равно она как была, так и остается только картиной. Она ничего не может сделать, она ничего не в силах изменить в реальном мире. Так чего ради ломать голову? Жизнь постоянно предлагает человеку вызовы куда более насущные и интересные».

— Так с тобой все в порядке, Бекки? — спросила она и сейчас, вернувшись на разломанную кровать к подруге.

— Она опять изменилась, — слабым голосом повторила та.

— Вот и прекрасно, — отметила Эмер. — Этот новенький, судя по твоему описанию, не больно-то мне понравился бы.

— Ты мне не веришь, правда?

В больших глазах Ребекки заблестели слезы.

— Разумеется, я тебе верю, — спокойно возразила Эмер. — Но сейчас это существо исчезло. Так что забудь о нем. — Она сделала паузу. — Да и вообще это место не для тебя. Погляди только по сторонам — сколько здесь всякой никому не нужной рухляди! Ничего удивительного, что тебе…

— Но оно полно воспоминания, надежд… мечтаний и сновидений, — кротко пояснила Ребекка. — Иногда я это просто чувствую.

Эмер сделала круглые глаза.

— Вот об этом-то я тебе и твержу! Мечтания, сновидения и кошмары! Прошу тебя, Бекки, не ходи сюда больше одна. Клянусь, что не будь меня, а ведь я стою обеими ногами на земле, ты бы уже давным-давно воспарила на небеса.

— Подобно ангелу, — уточнила Ребекка с самым невинным видом, улыбаясь образам, вызванным у нее в душе словами подруги.

— Тоже мне ангел! Белокурый цыпленок — вот ты кто, — осадила ее Эмер. — И мозги у тебя, можно считать, почти что куриные. — Она обрадовалась, что к Ребекке возвращается всегдашнее хорошее настроение, и, уже не таясь, ухмыльнулась во весь рот. — Кроме того, — продолжила она, — у меня тут возникли кое-какие проблемы и мне может понадобиться твоя помощь.

— Только не это! Что ты опять натворила?

— Только не надо разговаривать со мной тоном великомученицы, — фыркнула Эмер. — И тебе прекрасно известно, что я занимаюсь всем этим только для того, чтобы внести хоть немного разнообразия в твою унылую несчастную жизнь.

Подружка изо всех сил старалась говорить не хуже оскорбленной праведницы, но легкая дрожь зеленых глаз выдавала ее с головой.

— Ладно, давай выкладывай, — смирилась со своей участью Ребекка.

Эмер приходилась дочерью Рэдду и была его единственным ребенком. Она была всего на месяц моложе Ребекки и заменяла ей сестру, которой у той никогда не было. Две девочки, а потом девушки росли вместе в уединенной обители замка Крайнего Поля, деля друг с дружкой радости и печали. Кое в чем они походили друг на друга, но различий было куда больше.

Обе носили волосы до плеч или чуть длиннее, но белокурые, с золотистым отливом волосы Ребекки ниспадали естественной благородной волной, тогда как волосы Эмер были скорее белесыми и ничуть не волнистыми. Обе они были стройными девушками среднего роста, но фигура Эмер отличалась несколько большей округлостью или, вернее, округлостями, что она, в зависимости от настроения, считала то благословением, то проклятием. Природа наградила их обоих чистой, матовой кожей, благородная белизна которой в случае Ребекки весьма выигрышно контрастировала с огромными васильково-синими глазами на изящном, в форме сердечка, лице. А глубоко посаженные изумрудно-зеленые глаза Эмер вечно сверкали насмешливыми искорками, как будто она в любое мгновение была готова расхохотаться. Короче говоря, Ребекка отличалась ошеломляющей, почти невероятной красотой, тогда как Эмер, согласно ее собственным словам, была куда заурядней, хотя, на свой лад, тоже очень и очень привлекательной. И именно она, а вовсе не Ребекка, имела право хвастаться победами на любовном поприще.