Кристофер Сташеф - Шаман

На это никто ничего не сказал, но все принялись неловко переглядываться. Наконец какая-то старуха проворчала:

— А богини не ревновали?

— Еще как ревновали и пытались отомстить улинам-мужчинам.

— Но ведь это же, наверное, было очень опасно! — выдохнула старуха.

— Очень, поэтому чаще всего улинские женщины обрушивали свою месть на тех людских женщин, которые возлежали с мужчинами-улинами, или нарочно отнимали у людских женщин мужей. Однако чаще всего улинские женщины вымещали свою злобу на детях от таких союзов.

— Так и родились ульгарлы, — прошептал древний старик.

— Да, так родились ульгарлы, — подтвердил Манало. — И вот почему многие из них стремились под защиту отцов, невзирая на то, что за это они должны были исполнять любое повеление своих защитников. Ульгарлы — верные и полезные слуги, ибо они, будучи полукровками, все равно вполовину выше любого из людей, вполовину сильнее. Многие из них рождаются с колдовским даром. А если нет, то учатся колдовству легко и с желанием.

Все поежились при мысли о мстительных и опасных сверхлюдях.

— Но почему ульгарлы такие злые? — спросила молодая женщина.

— Потому что они ненавидят вас за то, что вы свободны, а они — нет, — вздохнул Манало. — Те, которых забрали к себе отцы-улины, а делали они это зачастую только ради того, чтобы позлить своих сородичей или бывших любовниц, — те, которые выросли среди улинов, были презираемы, унижаемы, вечно служили предметом для женских насмешек — о да, вот эти выросли жутко злобными и только ждут не дождутся, на ком бы сорвать свою ненависть и злость.

— Но бывают же и хорошие ульгарлы! — не сдержавшись, выкрикнул какой-то парень.

— О, некоторым из ульгарлов была суждена более счастливая доля, — не стал спорить Манало, — ибо, вырастая среди людей, они окружены почетом. Если же их растят улинские матери, то они растут счастливо, но вырастают избалованными, испорченными. Но таких мало, очень мало.

— У ульгарлов могут рождаться дети от людских женщин, верно? — требовательно спросила одна из девушек.

— Дети рождаться могут, — согласно кивнул Манало, — хотя я еще не слыхал ни об одном из ульгарлов, который бы удосужился жениться или осмелился сделать это без разрешения отца.

— А такой ребенок уже будет человеком?

— Ребенок от ульгарла — нет. Его не спутаешь с человеческим ребенком. Все равно дети получаются слишком рослые. Вот внука или правнука ульгарла уже вполне можно принять за человека. Это будет высокий и очень сильный человек — но человек!

У Огерна по коже побежали мурашки — так много взглядов сразу устремилось к нему.

— А разве вы все знаете своих предков? — требовательно вопросил Манало. — Сын сына в конце концов всегда мало похож на своего предка. Так что любой из вас может вести свой род от ульгарла.

Люди закашлялись, принялись прочищать горло, от Огерна все отвернулись. Соплеменники старались не глазеть друг на дружку, и каждый надеялся, что никто не пялится на него. Огерн довольно улыбнулся и мысленно поблагодарил мудреца.

— Как это ни смешно, но в каком-то смысле ульгарлы — телохранители улинов, — продолжил свою мысль Манало. — Это они придают улинам уверенность в том, что их род никогда не вымрет, что он будет жить до тех пор, пока по земле ходят люди. Вы — их жертвы, предмет их ненависти — носите в себе залог того, что от улинов на земле хоть что-то останется.

— Не хочешь же ты сказать, что боги вымирают! — в ужасе выкрикнул Чалук.

— Увы, это так, — негромко проговорил Манало. — Они в ярости убивали друг друга, накладывали на себя руки, когда жизнь становилась для них нестерпима, но больше всего они погибали в войнах. Теперь их осталась жалкая горстка, может быть, пятьдесят, не более, но многие из них презирают людей, а некоторые — и других улинов.

— А Ломаллин и Улаган у них самые главные? — спросил чей-то голос.

Манало пожал плечами.

— Пожалуй, они всего лишь самые могущественные из тех, кого заботит судьба смертных. И если у Ломаллина власти больше, чем у других, то это потому, что он сострадает людям, заботится об их благополучии — на это направлена вся его сила. А если у Улагана власти больше, чем у других, то это потому, что он так хочет. — Манало медленно и печально покачал головой. — О, не заблуждайтесь. Улины вымирают, а смертных становится все больше.

— Вот за это они нас и ненавидят? — спросил юноша, а сидевшая рядом с ним девушка поежилась.

— Да, — подтвердил Манало. — Многие из уцелевших улинов смотрят на людей с ненавистью и завистью. Им ни до кого нет дела — только до себя, до своих радостей, а для многих из них самая большая радость — месть людям.

— Только за то, что мы существуем? — дрожащим голосом спросила молодая женщина.

— Да, только за это, — кивнул Манало.

— Но как же Ломаллин? — удивилась другая женщина. — Его-то точно не интересуют только собственные радости?

— Его интересует его дело, — вздохнул Манало. — Людям очень повезло, что наградой для него, смыслом его жизни является счастье и процветание человечества.

— Значит, он убьет Улагана? — вмешался еще один молодой парень, широко открыв глаза.

Манало пожал плечами.

— Нарочно — вряд ли, но, если вопрос встанет так: убить или быть убитым — я думаю, Ломаллин не растеряется.

— Значит, другие улины для него все-таки более важны, чем мы, — расстроенно проговорила женщина, окруженная детьми.

— Конечно, — ответил Манало. — А вы как думали?

— Разве он не относится к нам так, будто бы мы — его дета?

— Нет, — покачал головой Манало, — потому что не он вас создал… вернее, он создал немногих, да и те ульгарлы. Нет, он смотрит на вас, как на тех, кто нуждается в его защите, вы — не из его рода.

— Значит, мы его зверюшки, — расстроенно прошептала женщина.

— Думаю, больше, чем ты думаешь, — отозвался Манало. — Помните же, улины — не боги, а Ломаллин — никак не Творец. И если он благосклонен к человечеству, то только потому, что он так хочет, а не потому что должен быть таким.

— Ты утверждаешь, что они не боги, — вступил в разговор Огерн, — но у них такая огромная власть, от них зависят наши судьбы!

— И ты туда же, Огерн? — грустно покачал головой Манало, оперся о посох и встал. Потерев спину, он пожаловался: — В моем возрасте нельзя так долго сидеть, скрестив ноги. Давайте-ка, друзья, расходиться. Пора спать. Мне завтра вставать до зари, а с восходом надо уже быть в дороге.

Ему ответил хор недовольных голосов, однако Манало был непреклонен, и в конце концов недовольство сменилось множеством пожеланий счастливого пути. Наконец Огерн проводил к выходу последних соплеменников и отвел Манало к постели у очага в большой хижине.