Леонид Бутяков - Владигор

Значит, князь, берендов тоже на убой отдаешь? — удивился Гурий.— Ты им другое обещал… Впрочем, воля твоя.

Воевода вызвал гонца, повторил ему слова Климоги, приказал спешить. Затем вновь у князя спросил:

— В крепости люди видеть могли, что не одни волкодлаки дворец приступом брали. Как объяснишься, когда разговоры об этом пойдут? Как ответишь на вопрос, почему столь вовремя здесь оказался?

— А вот, воевода, прочти! — Климога протянул ему пергамент со стола Светозора.— Мы здесь, ибо сам Светозор, беду чуя, о подмоге моей попросил. Кстати приказ сей, сам видишь! День не проставлен, зато печать на месте. Кто сомневаться будет в том, что по сему приказу я в Ладор поспешил? Удружил братец!..

Климога расхохотался, но затем резко оборвал смех, ударил кулаком по столу.

— Ежели кто слово против скажет, пусть на себя пеняет— язык вырву! В Ладоре слухачей моих немало, донесут о смутьянах в момент. Скажи лучше, сколько твоих латников, дворец бравших, живыми остались?

— Полтора десятка, князь. Люди проверенные. Знали, на что идут.

— Тогда для них еще одно дело. Шепни им, чтобы тех берендов, которых увидят в крепости, прикончили тайком. Живой дикарь под пытками все расскажет, что видел, что делал. Ни к чему это нам, верно? А еще им скажи, что каждый награду получит, никого не забуду.

— У тебя все продумано, князь. — Воевода почтительно склонил голову.— Но последний вопрос дозволь. Когда с берегов Аракоса вернется Фотий с большой дружиной, поверит ли он твоим объяснениям?

Глаза Климоги злобно сверкнули. Всем известна была ненависть его к воеводе Фотию, любимцу Светозора.

— Не боись. Гурий, раздора не будет. Вместо Фотия тебя воеводой над всей дружиной поставлю, как уговаривались. А для того чтобы первый порыв этого поганого Фотия сдержать, не дозволить ему, верными сотниками прикрываясь, народ мутить и власти моей перечить, я нынче же направлю к борейцам надежного человека с посланием. Помнишь, встречался я близ Мозыни с чернобородым разбойником? То предводитель был сильного борейского племени, готовый за хорошую плату отрядить тысячу крепких воинов мне на службу. Понял теперь?

— Хочешь наемников звать в Синегорье, чтобы порядок в народе держали? На своих не слишком надеешься, князь?

— Свои тогда надежны будут, когда Фотий сгинет и сотников его ты своими заменишь. Не одного месяца дело. А там посмотрим…

Их разговор был прерван появлением двух латников. Один доложил:

— Мы нашли женщин в дворцовом подвале, князь. Две из них признались, что дети Светозора находились там же. Обыскали все подземелье, но их нет нигде…

— Ты хочешь сказать, что эти щенки исчезли?! Латник предпочел промолчать.

— Перерыть весь подвал, весь дворец снизу доверху! Найти их во что бы то ни стало!.. А где меч Светозора? Я велел принести его!

Второй латник выступил вперед и положил на стол перед Климогой меч, обернутый холстиной. Латнику было явно не по себе, он боялся взглянуть на Климогу. Подозревая неладное, Климога развернул тряпку и обомлел: отрубленная в запястье десница богатыря по-прежнему крепко сжимала рукоять меча Светозора!

2. Брат и сестра

Любава проснулась первой и не сразу сообразила, где находится. Над головой нависал низкий каменный свод, сама она лежала на потертой медвежьей шкуре, а рядышком, по-детски свернувшись калачиком, мирно посапывал брат. Солнечный свет, проникавший в пещеру, выхватывал из полумрака большого деревянного идола — Перуна. Свет? Пещера?.. И тут она вспомнила обо всем, что случилось ночью.

Их спасение было чудом. Когда волкодлаки, унюхав новые жертвы, рыскали возле их ненадежного убежища, а она молила лишь о том, чтобы смерть оказалась мгновенной, вновь загорелся вдруг чародейский перстень на раскрытой ладони Владия. Из аметиста вырвался яркий голубой луч, скользнул по стене и начертил на ней круг. Сразу поверив в подсказку, Любава отцовским кинжалом испробовала прочность стены в этом круге и с удивлением обнаружила, что здесь вместо камня — железо. Точнее, железная дверца, искусно подделанная под окружающую ее каменную кладку!

Навалившись всем телом на дверцу, она вместе с братом сумела открыть ее. За дверцей начинался тайный подземный ход, вполне достаточный для того, чтобы полусогнувшись продвигаться в нем друг за другом. Не теряя времени, они выбрались из клети и вновь плотно закрыли за собой железную дверцу, очень надеясь, что волкодлаки не отличат ее от других камней.

Свеча погасла, но путь им освещал аметистовый перстень. Иногда подземный ход раздваивался, однако всякий раз вспыхивал тонкий лучик и указывал дальнейшее направление. Они шли очень долго, а конца пути все не было. Любаве почему-то казалось, что ход ведет под уклон. Владий же утверждал, что они идут по кругу, поскольку на большинстве развилок луч направлял их вправо. Возможно, оба были правы: тайный подземный ход мог, опоясывая крепость и Ладорский холм, плавно спускаться по склону.

Когда силы были уже на исходе и казалось, что их согбенные спины никогда больше не разогнутся, впереди наконец забрезжил свет. Не зная, где им суждено выбраться из подземного лабиринта, они выглянули наружу с большой опаской, готовые тут же броситься назад. Но, оглядев окрестности, с облегчением вздохнули.

Чародейский перстень привел их к знакомому месту — на берег реки Звонки, в нескольких шагах от Перуновой пещеры. Хотя не один раз бывали здесь, возле священного капища, где отец еще третьего дня Перуну в жертву ягненка принес, никогда не замечали они узкого лаза, скрытого кустами боярышника. Наверно, даже старейшины ничего o6 этом не знали…

Рассвет занимался над Звонкой, серый и неприглядный. По-прежнему низкие облака скрывали небо, речные воды бежали невесело. Впрочем, холодный речной туман, пусть и продирал до костей, был сейчас очень кстати. Скрываясь за ним, Любава и Владий по песчаному берегу быстро добежали до пещеры. И только войдя в нее дух перевели, поблагодарили Перуна за свое спасение.

Медвежья шкура лежала за идолом. Для чего она здесь, Любава не знала, но еще раз добрым словом княжеского бога помянула и взяла эту шкуру себе и брату на подстилку. Забившись в глубь пещеры, они прижались друг к другу и мгновенно уснули.

Владий тревожно заворочался на неудобном ложе, вытянулся во весь рост и открыл глаза. Увидев склоненное над ним лицо сестры, он улыбнулся. Но почти сразу посерьезнел, брови нахмурил, приподнялся, опершись на локоть.

— Не тревожься, братец,— успокоила его Любава. — Никого здесь нет, опасность нам не грозит.

Княжич потер лицо ладонями, прогоняя остатки сна. Вздохнул тяжело, как взрослый, осознающий непростое положение, в котором они оказались.