Элизабет Хэйдон - Реквием по солнцу

— Дело твое, — кивнул Акмед. — Лично я готов на все, лишь бы не видеть Шейна.

Он снова надел вуаль, еще раз окинул взглядом горы, каньон и Проклятую Пустошь, лежащую за ним, затем повернулся и направился в сторону Котелка.

По дороге в свои апартаменты он остановился в кузнице, где круглосуточно работали древние печи Гвиллиама, восстановленные и усовершенствованные по приказу нового короля. В них производилось оружие и инструменты, доспехи и все необходимое для строительства. Три тысячи болгов трудились в каждой смене, не обращая внимания на слепящий свет и почти невыносимую жару, укрепляя мощь горы каждым ударом молота, каждым движением своих могучих рук.

Управляющий кузницами болг кивнул, приветствуя Акмеда, как делал каждую ночь, когда вместо Грунтора с инспекцией приходил король. Монарх быстро справился с обязанностями своего сержанта: убедился в том, что весь брак на месте, что кузнецы используют ровно столько железной руды в смеси, сколько требуется (в отличие от прошлого года), проверил балансировку свард, круглых метательных ножей с тремя лезвиями, которые болги экспортировали в Роланд.

В конце концов, удостоверившись в том, что кузницы работают как нужно, он попрощался с управляющим и зашагал в сторону своих апартаментов, остановившись лишь для осмотра новой партии дисков для квеллана, своего любимого оружия. Акмед сам придумал квеллан, похожий на асимметричный арбалет, изогнутый таким образом, чтобы удобнее было натягивать тетиву. Однако вместо стрел из квеллана вылетали тонкие металлические диски, острые, точно бритва, сразу три штуки, один за другим, и каждый следующий глубже загонял предыдущий в тело жертвы.

На мгновение Акмед поднес один из них к свету, исходящему от горящих внизу печей. Отблески огня плясали на гладкой черно-синей поверхности смертоносного диска.

Внезапно почувствовав усталость, король фирболгов отложил диск и отправился наконец в свою спальню.

Третья нить

ПРЯЖА

Джерна Тал, Дворец Весов, Сорболд

СОРБОЛД всегда славился своим безжалостным солнцем. Эта горная страна, иссушенная горячими ветрами, тянулась, словно жадные пальцы, к югу от границы гряды Мантейды, более известной под названием Зубы. Голые, заросшие колючим кустарником холмы, будто истерзанные артритом суставы, поднимались над безжизненной пустыней и простирались до скалистых степей Нижнего континента и дальше, к берегу моря, населенному призраками, где останки кораблей, погибших многие века назад, по-прежнему лежали на черном песке, кутаясь время от времени в седую дымку, повисающую над теплой водой.

Зимой над бесцветными дюнами с диким воем проносились ледяные ветра, швырявшие на землю пригоршни кристалликов льда и создававшие причудливые сооружения из песка, подобно ребенку, строящему в песочнице сказочные замки. По ночам они поднимали в воздух столбы золотистых крупинок, и те уносились в самое небо, где несколько мгновений висели среди сияющих звезд, отражая их безмолвный свет, а затем падали вниз, в бесконечный мрак, окутывающий огромную пустыню, по которой беспрепятственно разгуливало эхо.

Несмотря на суровую природу и ощущение, порой возникающее у местных жителей, будто Создатель забыл эти земли, Сорболд был страной могущественной магии.

Тяжелые условия жизни сделали тех, кто населял эти земли, не слишком гостеприимными. Сорболдцы славились своей вспыльчивостью, союзы с ними никогда не отличались надежностью, а добрые отношения частенько превращались во вражду. Единственное, чему они никогда не изменяли, это своей памяти. Сорболдцы бережно хранили свою историю: проигранные сражения и потери, предательства, совершенная по отношению к ним несправедливость — все, вплоть до самых незначительных мелочей, передавалось из поколения в поколение, и так годы сменялись веками, а века тысячелетиями. Династии приходили и исчезали, погребенные под песками, не знающими покоя, но память оставалась, скрытая, затаенная, живущая в гробнице Времени.

Вот уже три четверти века Сорболдом правила ее величество Лейта, вдовствующая императрица, мрачная женщина, чья холодная сдержанность резко контрастировала с климатом страны, которой она управляла железной рукой. Миниатюрная императрица обладала несгибаемой волей. Когда Лейту короновали, ее фигура напоминала почти идеальный шар, но по прошествии лет высохла, словно старое яблоко, как будто жара Сорболда медленно, постепенно сделала ее жесткой, точно выдубленная кожа. Она обрела силу, как сталь, закаленная в огне. Пограничные государства не доверяли отцу Лейты, Четвертому императору Темных земель, а ее боялись. Казалось, она решила жить вечно и отлично справлялась с этой задачей.

Самые смелые из ее подданных и советников временами называли императрицу (разумеется, когда она не слышала) Серой Убийцей, поскольку частенько в темных, прохладных уголках замка видели ядовитых пауков. Поговаривали, что императрица, следуя обычаям пауков, имела только одного супруга. Ее консорта, бледного аристократа из Хинтерволда, нашли на следующее утро после свадьбы в спальне. Его остывшее тело, тщательно одетое, лежало на аккуратно убранной кровати, лицо искажала гримаса смерти, а сама императрица отправилась на свою традиционную утреннюю верховую прогулку.

Короткий союз подарил императрице наследника, кронпринца Вишлу. Кронпринц внешне походил на своего отца: его кожа оставалась бледной и нездоровой даже в жарком климате страны, где жили смуглые люди; руки и тело были мягкими и нежными, как у женщины. Как-то раз солдаты одного из полков довольно недвусмысленно пошутили по этому поводу, но вскоре им пришлось узнать, что даже горы и песок имеют уши. Их лишенные глаз останки, высушенные пронзительными ветрами, больше года висели на стенах дворца Джерна Тал, пока принцу в конце концов не удалось добиться, чтобы их убрали: по его мнению, они не слишком гармонировали с нарядно украшенными по случаю наступления весны улицами.

Однако не принц, а его мать приказала казнить несчастных.

Кронпринц так и не женился. Сначала за пределами Сорболда поговаривали, будто причина кроется в его слишком высоких требованиях, которым не соответствовала ни одна из смертных женщин. Однако шли годы, и, когда этот вопрос поднимался за кружками эля на постоялых дворах у весело потрескивающего огня, назывались и другие причины.

Кое-кто утверждал, будто дело в отвратительном характере самого принца, — Вишла славился вспыльчивым нравом и нередко впадал в беспричинную ярость, с которой не мог справиться. Кроме того, время от времени возникали слухи о его импотенции. Но, несмотря на то что Вишла, бесспорно, вел себя как испорченный и неуправляемый ребенок, он был не первым и не единственным правителем могущественной страны, абсолютно лишенным привлекательности и не располагавшим к себе людей. Впрочем, отсутствие этих качеств никогда не являлось преградой для заключения династических браков, поскольку главным достоинством наследника престола являлось то, что он рано или поздно встанет во главе своей страны, а вовсе не его физическая или душевная красота.