Марина Дяченко - Горелая башня

— Какая разница, — усмехнулся Крысолов. — Все это было так неимоверно давно…

— Все это повторяется много раз, и причем совершенно недавно, — в тон ему отозвался. — Со спасителями… поступают именно так. Впрочем, что я вам рассказываю, вы же лучше меня знаете…

— Слушай, ну ты мне нравишься, — сказал Крысолов совершенно серьезно. — Кстати, тот парень, про которого речь, был совершенно молодой. А выглядел еще моложе своих лет — но не ребенок, чтобы жалеть. И не старик, чтобы проникнуться уважением… И он был не местный. Пришлый; кто знает, если бы он вырос среди сельчан — может быть…

Гай осторожно на него покосился:

— А вы так говорите, будто видели его своими глазами.

— Да я ведь тоже в некотором роде… фольклорист. Так, останови-ка.

Гай вздрогнул — за разговорами они подъехали к развилке; солнце пробивалось сквозь редеющие облака, и мокрая трава вспыхивала сочными, цветными огнями.

— Вы потащите меня в Пустой Поселок, — Гай не спрашивал, а просто сообщал.

— Да.

— Не надо…

— Послушай, мы ведь обо всем договорились, да?.. Идем-ка, покажу тебе одну вещь.

Крысолов легко соскочил на землю, и Гай последовал за ним — через «не могу». Воздух и солнце — потрясающий коктейль, в другое время Гай вздохнул бы полной грудью и глупо улыбнулся, он и теперь поддался обаянию этого дня — на секунду, не больше…

— Сюда, — позвал Крысолов.

Он стоял в двух шагах от того, что Гай привык считать дорожным указателем. На самом деде это был двухметровый древесный пень с приколоченной к нему трухлявой доской.

— Читаем, — торжественно объявил флейтист. — Что тут написано?

Надпись масляной краской, гласившая «Объезд», была теперь ярко освещена полуденным солнцем. Корявая стрелка отправляла путника к завалу из камней и глины — там, на берегу, где носятся потревоженные стрижи…

— Здесь написано, — глухо сказал Гай, — что не следует соваться, куда не следует.

— Хорошо, — сказал Крысолов с видимым удовольствием. — Не следует, стало быть, куда не следует, и следовать никак не может… Кто поставил этот указатель?

Гай коснулся столба кончиками пальцев. Растрескавшаяся кора была мокрой.

— Смотри, — вкрадчиво улыбнулся Крысолов.

Гай отдернул руку.

Мертвый указатель ожил. Сперва показалось, что он покрылся сплошным слоем суетящихся насекомых, но на влажной коре не было ни муравьишки — просто столб стремительно молодел. Будто кинопленку в ускоренном темпе пустили назад; исчезла надпись, сделанная белой масляной краской, проступила другая, сделанная желтой, и еще одна — снова белой, и еще… Спустя несколько секунд «Объезд» исчез вовсе, а из трещин, щелей и пятен выступила совершенно другая надпись, темная, не очень четкая, на незнакомом с первого взгляда наречии.

— Ну, парень, ты ученый человек, без пяти минут бакалавр… Читай.

— Я не… — начал было Гай и осекся. Он понял, на каком языке сделана надпись — на его родном. Чуть не тысячелетней давности.

Запах аудиторий. Профессор-филолог, плакаты и схемы, словосочетания, выводимые мелом на доске…

Гай был неплохим учеником. Только не мог предположить, что вот так придется применять свое умение.

— «Прохожий, — начал он дрогнувшим голосом. — Ты вступаешь на землю общины…» Тут название.

— Какое? — спросил Крысолов все так же вкрадчиво.

Морщась от напряжения, Гай прочитал:

— «Горелая…» Вроде, Горелая Колокольня. Не, Горелая Башня…

— Браво! — флейтист в восторге обнажил белые зубы. — тебе это название ничего не говорит?

Гай поморщился. По дну его памяти прошла слабая тень — но внезапное озарение помешало ей пробиться наружу. Новая мысль была сильнее.

— Мне кое-что говорит другое, — сказал он медленно. — Судя по знакам, тексту около тысячи лет.

— Чуть меньше. Но где-то так.

— Ну? — Гай выжидательно поднял глаза.

— Ну? — Крысолов, похоже, не понял.

— Так какое дерево столько простоит?! Тут камни крошатся, не говоря уже о людях, которые и знать позабыли… А трухлявый пенек ничего себе стоит, а?

Крысолов расхохотался. Долгую минуту гай, насупившись, наблюдал за его смехом.

— Ох… молодец. Здраво рассуждаешь, и логика твоя безупречна…

Указатель за долю секунды вернулся в прежнее свое состояние; Гай отшатнулся.

— А теперь скажи мне, юноша, — голов флейтиста разом посерьезнел.

— Знаешь такое слово — «проклятие»?

Гаю снова сделалось холодно.

— Вижу, что знаешь… Что, ты думаешь, долговечнее — деревяшка или проклятие?

— Проклятие, я думаю, — отозвался Гай хрипло.

— И правильно думаешь, — Крысолов помолчал, потом улыбнулся снова, и Гай почти обрадовался этой его улыбке. — Ну что, теперь поехали?

Гай обернулся и посмотрел на дорогу, уводящую в лес.

Она была живописна. Она была очень мила, эта дорога, в пятнах солнца и тени, удобная, гладкая, почти без рытвин, широкая, отличная дорога…

— Вы не передумаете? — спросил он одними губами.

Его спутник с улыбкой покачал головой.

— Что ж, — сказал Гай почти неслышно.

В последний момент у него мелькнула мысль о том, что будет, если посреди леса обломается машина; толку от этих дум не было никакого — потому что не было выбора, и потому, что первые ветви уже сомкнулись за спиной.

Конечно же, ничего страшного в этом лесу не было. Разве что густ он был чрезвычайно, ну прямо неестественно густ, и, конечно, темноват. Ни полянки, ни тропинки — дорога, узкая и прямая, и ненормально гладкая — ни дерево не решится упасть, ни кустик не выберется за невидимую черту, чистая дорога, будто каждую ночь тут в поте лица вкалывают дорожные рабочие…

Гай поежился. Ему привиделись лесовики, зеленые и лохматые, с лопатами, с сигаретами в растрескавшихся деревянных губах…

Он криво усмехнулся. Чем мучиться всякий раз на Рыжей Трассе — не проще ли лесочком, напрямик, по этой приятной во всех отношениях дороге… Господи, о чем он думает?!

Он едва успел затормозить — дорогу перебежала мелкая зверушка, вроде хорька.

Беспечные твари, думал Гай, снова давя на газ и всматриваясь в обочины, беспечные твари живут непугано и не думают ни о каком проклятии… А при чем тут я?! Ладно, пусть страна эта проклята оптом, целиком, и все мы виноваты… Не то. Проповеди оставим отцу. Горелая Башня, вот… В любом селении была каланча, колокольня, сторожевой пост… Хм, в лесу? А был ли лес? Пожар… Каланча горела, может быть, вместе с поселком… Отсюда название. Горелая Башня.

— Кстати, — сказал вдруг Крысолов. — Возвращаясь к истории о неудачливом лекаре… Ты не хотел бы знать, что стало потом с его, гм, пациентами?