Сергей Малицкий - Миссия для чужеземца

Глава 3

ЛУКУС

Где-то вверху раздавался свист. Наверное, тетка не закрыла дверь во двор, поэтому шум ветра, цепляющегося за позеленевшие от времени листы шифера, кажется столь громким. И это заунывное северное пение из репродуктора. Сквозняк, который гладит его по правой щеке, слишком теплый для середины марта.

Мамы больше нет.

Скоро ехать обратно.

Снова окунаться в испепеляющую жару.

Сожми кулак, Сашка Арбанов, сожми кулак!

Запах горелого. Тетя Маша. У тебя опять что-то подгорело. Да выключи же этот репродуктор! Тетя Маша! Илья Степанович. Илла.

Сашка попытался шевельнуть ладонями, почувствовал сквозь подсохшие повязки слабую боль и открыл глаза.

Над его постелью нависала серая каменная плита, поэтому яркий свет, падающий из отверстия в потолке, устроенного из таких же плит, не слепил. Стена, у которой стоял лежак, и две, примыкающие к ней, скорее всего, были созданы природой. Четвертая несла на себе следы вмешательства разума и умелых рук. Устроенные в ней дверь и пара узких окон, напоминающих бойницы, в отличие от мебели имели почти правильную форму. В качестве стола использовался набранный из потемневших досок деревянный щит, укрепленный на внушительном каменном основании. Скамьями служили опрокинутые набок деревянные чурбаки разной длины, стесанные вдоль сердцевины ствола до плоскости и опирающиеся на пол отшлифованными сучьями. Приоткрытая дверь покачивалась на ременных петлях. И тут и там висели засушенные растения, узлы и мешочки. В нишах и впадинах стояли сосуды и емкости.

Сашка поморщился от новой волны гари и, с трудом повернув голову, увидел очаг. Над пламенем на цепи висел котел. Рядом находился кто-то, напоминающий человека, но именно неуловимая доля непохожести повергла Сашку в ужас. Незнакомец стоял спиной, помешивал какое-то варево и почти не двигался, но Сашка готов был поклясться, что он способен согнуть тонкое тело в любую сторону, под любым углом и в любом месте. Обычная серо-зеленая куртка, такие же штаны, коричневые мягкие сапожки, широкий пояс, украшенный многочисленными шнурками, ременными петлями и кольцами, не могли скрыть удивительную способность. Кроме того, существо с фигурой подростка, который только-только перевалил через заветные полтора метра роста, сгибало и руку не в локте, а по дуге!

Сашка почувствовал изнеможение и закрыл глаза. В голове шевельнулась мысль, что все произошедшее с ним вчера или сегодня, конечно, сон, но он еще не прекратился, поэтому нужно проснуться. Он постарался расслабиться и отключиться от всего происходящего или снящегося. Вновь почувствовал сквозняк на щеке, исключил из нужных ощущений запах от падающих из котла брызг, пение существа, свист ветра и стал прислушиваться к тому, что пробивалось через головную боль извне. Неожиданно звуков и ощущений оказалось довольно много. В отдалении слышались стрекот, пощелкивание и целая лавина чуть различимых, но разнообразных свистов неизвестного происхождения. Какое-то насекомое дзинькало за дверью. Еле слышно постукивала деревянная лопатка о стенки котла. И ручей. Рядом звучал ручей. Причем это не был шум или шелест маленького водопада или журчание пробирающегося между валунами потока. Он слышал смиренное и спокойное взбулькивание внутри какой-то емкости, возможно чаши или сруба родника, который именно здесь, рядом, появлялся на свет и неслышно убегал куда-то.

Сашка представил небольшое родниковое зеркало с маленьким бугорком от воспаряющего потока посередине, вспомнил вкус воды и почувствовал нестерпимую жажду.

— Пить, — попросил негромко, пугаясь, что опять опрокинется в черноту.

Почти сразу он услышал какое-то короткое слово и почувствовал, что твердая рука бережно придерживает голову, а край сосуда с холодной водой касается губ. Напился. Сел, прислонившись к стене, и открыл глаза.

В трех шагах от Сашки сидел незнакомец. Если его фигура наводила на размышления о чем-то змеином, скрытом под одеждой, то лицо не оставляло сомнений. Нечеловек. Сквозь накатившее чувство брезгливости Сашка рассматривал почти треугольную голову, напомнившую ему пропорции насекомого, и с удивлением понимал, что неприятное ощущение исчезает. Лицо незнакомца вытягивалось книзу и заканчивалось острым, чуть закругленным на конце подбородком. Черные волосы были расчесаны в стороны и завязаны сзади. Маленькие уши прятались под уложенные пряди. Весь облик, непривычный и неожиданный, с каждой секундой казался все более гармоничным. Особенно притягивали глаза. Повторяя удивительные линии бровей и носа, которые сходились от краев лба к тонким закругленным ноздрям, глаза тоже были наклонены. Они скашивались внутрь, и уставившиеся на Сашку горизонтально расположенные продолговатые черные зрачки придавали лицу незнакомца доброе и насмешливое выражение.

Глаза как у козы, неожиданно подумал Сашка и невольно улыбнулся. Существо моргнуло густыми ресницами, скривило в улыбке и так изогнутую смеющейся галочкой линию рта и повернулось в профиль, чтобы Сашка мог рассмотреть плавную дугу носа и закругленного лба.

Обычная человеческая кожа, постарался успокоить себя Сашка.

Существо подняло руки вверх, затем плавно опустило их вниз, скрещивая на груди, и, слегка склонившись, мягким, почти тонким голосом произнесло:

— Лукус.

Ни на удивление, ни на размышления сил у Сашки не было. Он сидел, безвольно откинувшись к стене, и смотрел на хозяина жилища, в котором оказался каким-то непостижимым образом. И только когда Лукус повторил торжественное представление, Сашка с трудом шевельнул руками и вяло ответил:

— Сашка Арбанов.

На слове «Сашка» Лукус нахмурился, но, услышав «Арбанов», восторженно улыбнулся и даже хлопнул ладонями по узким коленям.

— Арбан! Арбан! — повторил он несколько раз.

Скоро Лукус улыбаться перестал. Он пытался заговорить с Сашкой, но, выслушивая очередной набор бессмысленных звуков, тот только устало мотал головой. Недовольно причитая, Лукус ходил вокруг стола и покусывал большой палец правой руки. Наконец его взгляд упал на успевшую высохнуть от следов варева деревянную лопатку, он торжествующе улыбнулся и пошел к котлу. В следующую минуту в руках у Сашки оказалась странная чаша, напоминающая блюдо с зауженным краем, и что-то похожее на кусок волокнистого сыра или творога. Лукус зачерпнул из котла такую же порцию себе, сел за стол, глотнул из чаши, откусил и, аккуратно прожевав, сказал, поочередно кивнув на варево и на сыр:

— Икес, мас.[1]

— Икес, мас, — повторил Сашка и, почувствовав, что смертельно голоден, начал есть.