Надежда Кузьмина - Тимиредис. Летящая против ветра

Пару раз Тин пробовала меня научить простым заклинаниям. Зажечь свечу, отпереть замок. И там, и сям надо было сосредоточиться, представить текущие вокруг серебристые потоки, произнести несколько слов и сделать жест рукой. Я и слова вызубрила, и рукой махала… но ничего не выходило. Один раз мне показалось, что фитиль чуть задымился… и всё. Думаю, дело было в тех потоках - я их совсем не видела и черпала наугад. А может, и не черпала.

Тин неудача не обескуражила. Она сказала, что пока рано. Вот стану девушкой, и после этого, где-то через год-другой, мой Дар должен проявиться. А до тех пор мне надо учить то, что в жизни пригодится. Например, грамотно есть ножом и вилкой. И не сморкаться в подол. Да, и не ругаться себе под нос словами, каких и на конюшне не услышишь, всякий раз, как она делает мне замечание.

Я покаянно кивнула.

Зимой у нас было два основных занятия. Первое - составление из летних запасов травяных смесей, облегчающих простуду и снимающих жар. Я училась правильно ощипывать и толочь листочки иван-чая и ивовую кору, ту самую чагу и лишайники разных видов. Смеси аккуратно засыпались в маленькие бумажные пакетики, после чего Тин, для верности понюхав и лизнув содержимое, лично подписывала, что в них лежит. Из деревень приходили или приезжали на дровнях крестьяне, которым мы за мешочек крупы или куриную тушку и выдавали потребные снадобья. Соглашались и на шерсть или кусок домотканого полотна, на кусочек масла, даже на дрова. Сами мы выбирались к больным не очень часто - разве что кто-то сильно занедужит или рожать соберется. Кстати, первые же увиденные мной роды подтвердили уже сформировавшееся мнение: мужики - козлы. Ни одна девушка в здравом уме и добровольно на такое не пойдет. Тин посмеялась и сказала, что ничего-то я не понимаю. Не понимаю, согласна. И абсолютно не хочу понимать.

Второе занятие нравилось мне намного больше. Тин учила меня выживать в лесу и охотиться. Как смастерить снегоступы и закрепить их на ногах. Как ходить по сугробам, чтобы не проваливаться. Как разобрать по следам, кто пробежал. Как поставить силки на зайца. Как найти куропаток в снегу. Почки каких деревьев и какие лишайники можно жевать для поддержания сил, если в лесу нет дичи. Как понять, что вот-вот начнется буран или ударит мороз. Какие дрова надо собирать, чтоб горели долго, а тепла было больше. Этим "как", казалось, не будет конца. И мне всё это очень, очень нравилось. Сама Тин еще и умела стрелять из лука достаточно хорошо, чтобы попасть в бегущую лисицу. У меня не получалось - не хватало силы рук натянуть как следует тетиву, но Тин сказала, что найдет подходящую ветку и сделает мне маленький лук. А мастерить стрелы научит между делом.

А в оставшееся время меня продолжали мазать зеленой гадостью уже не из свежих, а сушеных трав, заставляли зубрить составы травяных смесей и медитировать.

Но как же мне тут хорошо! Разве можно было сравнить житье у Тин с тем, что было у Сибира? Когда я вставала в четыре утра, чтобы натаскать дров, разжечь печь, вскипятить воду, запарить отруби и овес, раздать сено коровам, овцам и паре хозяйских коней, подоить коров, покормить поросят и кур, вывезти из хлева на кучу навоз, принести воды, приготовить завтрак, убрать за всеми, вымыть избу, отскоблить стол… и так до самого вечера, когда уже в темноте приходилось насыпать в ведра овес, который предстояло запарить на следующем рассвете. Интересно, как они без меня?

- Про Сибира думаешь, да? - усмехнулась Тин. - Говорят, им на твое место пришлось двух батраков взять, и то не управляются. Садись-ка за стол, поучу тебя высокому стилю, что сама помню… а то встретишь важного господина и влепишь ему с ходу про курей и задницу.

В сторону Благодени Тин мне строго-настрого ходить запретила. Неважно, как я знаю там лес. Несущественно, что помню и все ягодные, и грибные места - где черника есть, а где клюкву можно ведрами брать, где лисички или боровики растут, а где после ветра всегда хворосту много. Чтоб ноги моей там не было! И посмотрела строго. Так, чтоб я поняла - дело серьезное. А потом добавила:

- Если будет невтерпеж, зови меня. Выкрою время, схожу с тобой. В моем присутствии тебе ничего не сделают. А без меня чтоб ни-ни!

Да еще пальцем погрозила.

Мне было жаль… Несколько мест - овраг, где по весне можно было собрать за пару часов корзину строчков со сморчками, редколесье, где я ежегодно находила колосовики и спрятанную в чаще делянку малины - не знал, кроме меня, никто. Ничего, новые найду!

Вообще Тин держала меня все время под присмотром. Если уходила или уезжала куда - брала с собой. Если я возилась с козами - дойку пары норовистых тварей с бесовскими желтыми глазами травница с радостью перепоручила мне - сама в это время садилась у окна, откуда видны были и ворота во двор, и сарай.

Я спросила - к чему такие строгости?

Тин усмехнулась:

- А зачем, ты думаешь, в деревне, где своей ребятни полно, приютили маленькую девочку, шлюхину дочь? - резко замолчала и добавила: - Не бери в голову.

Но я задумалась… А через неделю попросила научить меня управляться с кинжалом так, чтоб саму себя не порезать. Тин умела, у нее нож в руках так и плясал. Та кивнула:

- Я покажу тебе пяток базовых упражнений и ударов, будешь делать с деревянной плашкой каждый раз после медитаций. Ясно? Как начнешь все повторять чисто да быстро, так дальше пойдем.

С деревянной? Ну, это легко! Только несерьезно как-то…

- Мири, не нож - оружие. Человек - оружие. Неумехе хоть меч, хоть арбалет, хоть оглоблю в руки дай - толку не будет. А мастер голыми руками убьет и не запыхается. Поняла?

Я задумалась, потом кивнула. Поняла.

- Тогда скажу кое-что еще: любишь ты угрозы выкрикивать. Оно понятно, пар-то хоть как-то выпустить надо. Да только отучайся так делать. Запомни: никогда не грози тем, что не в силах сделать. И что не готова сделать. А хочешь отомстить, сначала ударь, а потом уж выскажи, за что стукнула. Болван тот боец, что с противоположного конца улицы орет, что сейчас в глаз даст.

По вечерам я продолжала учиться грамоте. Медленно, со скрипом, дело шло на лад. Тин по-прежнему заставляла меня выводить буквы правой и левой рукой попеременно. Выходило странно - как два разных человека писали - одной рукой буковки получались округлые, с наклоном вправо. А другой - квадратненькие, и стояли, как солдатики, прямо. Я ужасно гордилась, когда в первый раз смогла без ошибок написать свое имя - Тимиредис. И тут же захотела вышить его по подолу рубахи, которую носила, и на юбке. Тин меня осадила:

- И не рассказывай о себе всем встречным и поперечным. Ты уже поняла, что не все добрые. А если добрые, то часто не просто так.