Джон Толкин - Властелин Колец

А уж что за щелчок был этим Лякошель-Торбинсам! Они-то мечтали завладеть Торбой еще в ту пору, когда мистер Бильбо ушел и все думали, что он сгинул. А он-то взял да вернулся и указал им на дверь, и живёт себе и живёт, и даже на счастье-то и на день старше не стал выглядеть. А тут вдруг взял — и назначил наследника, и бумаги все оформил. Надо надеяться, что теперь Лякошель-Торбинсам не видать Торбы, как своих ушей.

— Поговаривают, что там припрятана уйма денег, — сказал хоббит, приехавший в западный удел по делам из Михелевых Норок. — Я слыхал, что вся вершина вашей Кручи изрыта коридорами, забитыми сундуками с золотом, серебром и драгоценными камнями.

— Стало быть, тебе наговорили лишку, — ответил Старик. — Понятия не имею ни о каких драгоценных камнях. Мистер Бильбо щедр и, похоже, не испытывает недостатка в деньгах; а вот о том, чтобы рыли туннели, я не слыхал. А знаю я мистера Бильбо лет шестьдесят, с тех пор, как он вернулся. Я-то тогда был мальчишкой и только-только поступил в подмастерья к старому Холману, кузену моего деда. Он и возьми меня с собой присматривать, чтоб сад не вытоптали, когда началась распродажа. А мистер Бильбо вернулся на Кручу в самый её разгар с пони и несколькими большими мешками да парой сундуков. Они, конечно, и были, небось, в основном набиты сокровищами, которые он набрал в чужих краях, где, говорят, горы золота… да только чтоб забить туннели этого не хватило бы. Мой Сэм знает об этом получше. Он ведь днюет и ночует в Торбе, просто помешался на старых преданиях, — и всё-всё слышал, что рассказывал мистер Бильбо. Мистер Бильбо его и читать выучил, — заметьте себе, не имея в виду ничего дурного, и я надеюсь, что ничего другого из этого и не выйдет.

Я ж ему всё время твержу: "Эльфы и драконы! Знай, парень, свои кочаны да картошку! И не лезь ты в дела тех, кому не чета, а то, пожалуй, заваришь кашу, которой вовек не расхлебаешь!" И другим я сказал бы то же самое, — добавил Старик, покосившись на захожего хоббита и мельника.

Но убедить своих слушателей ему не удалось: слишком уж прочно укоренилась в умах юного поколения легенда о несметных сокровищах Бильбо.

— Хм! Похоже, что у него была полная возможность добавить кое-что к тому, что он привез сначала, — возразил мельник, выражая всеобщее мнение. — Он частенько исчезал из дома. Да ещё чужаки всякие, что к нему захаживают: гномы, которые там появлялись по ночам, и этот старый странствующий колдун Гэндальф, и прочие там еще. Можешь говорить всё, что тебе угодно, Старик, а в Торбе — неладно, а народ так ещё чуднее.

— Ну, болтай-болтай о том, в чём разбираешься не больше, чем в плаванье, — взорвался Старик, которого мельник окончательно вывел из себя. — Если уж это вам странно, так мы тут, пожалуй, и с кое-чем почуднее управиться сможем. Есть у нас некоторые, которые пожалеют для приятеля кружку пива, даже если живут в норе с позолоченными стенами. А вот в Торбе-то поступают, как полагается! Сэм говорит, что пригласят всех, причём и подарки будут, подарки для всех и каждого, заметьте себе. Вот в этом самом месяце.

Этим самым месяцем был сентябрь, на удивление ясный. Через день-другой после разговора в харчевне разнесся слух (вероятно, запущенный всезнайкой Сэмом), что готовится фейерверк. Фейерверк! Чего уж больше! Такого в Хоббитании уже лет сто не видывали, с тех самых пор, как умер Старый Крол.

Время шло, и назначенный день приближался. Однажды вечером в Хоббитон въехал чудной фургон с диковинными ящиками и тяжело вскарабкался по Круче к Торбе. Потрясённые хоббиты высовывались из освещённых дверей и вглядывались в темень. Лошадьми правили длиннобородые гномы в надвинутых капюшонах и пели непонятные песни. Некоторые из них так и остались в Торбе. Под конец второй недели сентября со стороны Брендидуинского моста показалась средь бела дня повозка, а в повозке старик. На нем была высокая островерхая синяя шляпа, серый плащ почти до пят и серебристый шарф. Его длинная белая борода казалась ухоженной и величавой, а лохматые брови клоками торчали из-под шляпы. Хоббитята бежали за ним по всему поселку до самой Кручи и на неё. Повозка была гружена ракетами, это они сразу уразумели. У дверей Бильбо старик стал сгружать большие связки ракет, разных и невероятных, с красными метками "Г"  и с и теми же по-эльфийски .

Это, конечно, была метка Гэндальфа, а старик на повозке был сам маг Гэндальф, известный в Хоббитании искусник по части устройства разноцветных огней и пускания весёлых дымов. Куда опасней и труднее были его настоящие дела, но хоббиты об этом ничего не знали, для них он был чудесной прибавкой к Угощению. Поэтому и бежали за ним хоббитята. ""Г" — это грандиозно!" — кричали они, а старик улыбался. Его знали в лицо, хотя навещал он Хоббитон не часто и мельком, а гремучих фейерверков его не видывала не только ребятня, но даже уже и самые древние старики: давненько он их тут не устраивал.

Когда старик с помощью Бильбо и гномов разгрузился, Бильбо роздал маленьким зевакам несколько монет — но не перепало им, к великому их огорчению, ни хлопушки, ни шутихи.

— Бегите домой! — сказал Гэндальф. — Хватит на всех — в своё время. — И скрылся вслед за Бильбо, а дверь заперли.

Хоббитята еще немножко подождали и разбрелись с чётким ощущением, что день праздника не придет никогда.

А Гэндальф и Бильбо сидели в небольшой комнатке у открытого окна, глядя на запад, на цветущий сад. День клонился к вечеру, свет был чистый и яркий. Тёмно-алые львиные зевы, оранжевые настурции и золотые подсолнухи подступали к круглым окошкам.

— Хороший у тебя сад! — сказал Гэндальф.

— Да, — согласился Бильбо. — Прекрасный сад и чудесное место — Хоббитания, только вот устал я, пора на отдых.

— Значит, как сказал, так и сделаешь?

— Конечно. Я уже много месяцев назад всё решил и от своего слова не отступлюсь.

— Ну, тогда и разговаривать больше не о чем. Решил, так решил. Сделай всё, именно всё, как задумал, — тебе же будет лучше, а может, и не только тебе.

— Хорошо бы. Но уж в четверг-то я посмеюсь: есть у меня в запасе одна шуточка.

— Как бы над тобой самим не посмеялись, — покачал головой Гэндальф.

— Там посмотрим, — сказал Бильбо.

Назавтра на Кручу стала подниматься повозка за повозкой. Кое-кто ворчал, что вот, мол, "одни чужаки руки греют, а местные-то без дела сидят", но вскоре из Торбы посыпались заказы на разные яства, пития и роскошества: на всё, чем торговали в Хоббитоне, Приречье и вообще по-соседству. Народ заволновался: до праздника считанные дни, а где же почтальон с приглашениями?