Из сказок, еще не рассказанных на ночь... - Мира Кузнецова
* * *
Цветка шла сквозь лес, повторяя слова Тысячелетнего Пророчества:
«Мир утратил любовь, ибо не осталось верующих в неё.
Но этому миру дарована надежда на то, что однажды придёт та, которой будет мало уважения и почтения.
Та, которая будет готова сгореть в огне любви и возродиться. И порвёт она в своём желании любить время и пространство. И станут они послушны воле её.
И когда это случится, зажжет она семнадцать костров, угли которых согреют очаги в каждом доме этого мира, вернув любовь».
Она открыла калитку, вошла во двор и села на камень, привалившись к дереву. Уложила малышей на колени, поддерживая их головки своими ладонями, и улыбнулась, предвкушая встречу. Эти минуты ожидания каждый раз сминали, ту временную реальность, которую она уже покинула. Каждый раз повторяющуюся и каждый раз иную. Те же люди. Те же события. Только парень, красивый как бог, становящийся ей мужем каждый раз, уже не вызывал в душе тепла. А лучшая подруга — доверия. И она больше не поворачивалась к ним спиной. Любовь? Она осталась в том первом вхождении в мир. Так же, как и первые ее дети. Ее горечь и боль. Эти малыши так на них похожи. Только младше…
Теперь она не повторяла своих ошибок: не влюблялась и не оставляла детей ни на минуту. И ждала, когда в воздухе запахнет дождём и хвоей, прелыми листьями и откроется дорога домой. Она устала, но продолжала искать точку, в которой найдет своих первенцев. Она дала слово. Она найдет их, чего бы ей это не стоило. Пока жива она — жила и ее надежда.
И уже через миг зазвенели детские голоса: «Мама вернулась!» и во двор высыпали, как горох, пятнадцать ребятишек… На крыльцо вышел отец. Брат подошел и тихонько, чтобы не разбудить малышей и забрал их. А Цветка потянула цепочку кулона из-под камизы и щелкнула, открывая крышкой. Створки кулона привычно откликнулись пустотой. Цветка погладила, нагретый ее телом металл украшения и уже собралась закрыть его, когда ей показалось, что стало проявляться изображение. Она зажмурилась и забормотала: «Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста…» Подошел отец и забрал кулон из ее ладони.
— Всё, дочка. Сбылось. Свободна. Теперь можно просто жить. И радоваться бытию и возрождению, — он улыбнулся и положил руку ей на голову. Погладил рыжие пряди и усмехнулся, — до сих пор не верю. Моя дочь, последняя из дерзнувших пройти сквозь время, и тебе удалось воплотить Пророчество. Оно только что истлело, подтвердив воплощение… И как? Никто даже предположить не мог, что семнадцать костров — это дети. Как дочка?
— Не знаю. Я просто искала любовь.
----------------------------------------
* Das ist fantastisch! Das ist romantic! Ja, ja! (нем.) — Фантастично! Романтично! Да, да!
Постулат Мари 'Арти
Постулат — положение или принцип, не отличающийся самоочевидностью, но принимаемый за истину без доказательств.
(толковый словарь Ожегова и Шведовой)
— Не смей! Не смей. Никогда. Ни под каким предлогом. Даже если разверзнутся хляби небесные. Подходить ко мне. — голос Дэниз, как обычно, ударил мне в спину. И я, как обычно, не успевал положить телефонную трубку, обернуться и сделать шаг к чеканящей слова девушке, уже почти дошедшей до точки невозврата. И сейчас она поставит последнюю точку…
Последней точкой хлопала стеклянная дверь, осыпаясь осколками стекла. А уже тридцать лет — осколками сна. Смысла в ковырянии в подробностях увиденного не было — сон был привычным, регулярно повторяющимся, и повторяющим до мельчайших подробностей нашу последнюю встречу с Дэниз.
Я встал и распахнул только что виденную во сне дверь, и вышел на террасу. Ветер хлестнул меня по лицу, бросив в него, как вызов, горсть мокрого снега. Я сгреб налипший на веки снег в пригоршню, очищая глаза, ссыпал его в открытый рот и прожевал, потом запустил пятерню в мокрые от снега волосы и рассмеялся в небо.
— Никогда говоришь? Я исправлю всё, спорим? — опустил в карман брюк руку и выудил отполированную за годы двухкопеечную монету. Подкинул, прихлопнул на ладони и заглянул. «Орел». Что ж, я так и думал. Пора. — Сегодня. И твое «никогда» станет моим «всегда».
В душе начало просыпаться, свернувшееся и спящее многие годы нетерпение. Прошлось придушить его привычным режимом. И мысленным приказом — «Всё как всегда». Пробежка, душ, завтрак, дорога в лабораторию, планерка с сотрудниками. И только потом «эксперимент». Уже столько лет неукоснительного следования расписанию, которое выгнало из моей жизни хаос и укрепило надежду. Сегодня мой последний эксперимент. И он будет с моим участием. Сегодня иду в прошлое я. И иду я уже сейчас, опустив руку в карман и привычно сжав монетку номиналом в две копейки, написав завещание, отдав последние указания сотрудникам лаборатории и запретив попытку вытащить меня из 1990 года, если вдруг я не вернусь. А я скорей всего не вернусь. Даже больше, я уверен, что не вернусь. Прошлое и будущее столкнувшись друг с другом сотрут меня нынешнего.
Я усмехаюсь и делаю последний шаг в кабину, имитирующую обыкновенный лифт. Набираю на сенсорном экране цифры: год, месяц, день, час. Подмигиваю ассистентке так и не дождавшейся ни слов любви, ни самой её за все время пока она была со мной рядом, и нажимаю кнопку «ВНИЗ». И вот теперь выпускаю нетерпение на волю.
Перед глазами не мелькают дни и годы в обратном порядке. Даже не звучит музыка, хотя мы и накачали нашу машинку музыкой под завязку всем: стонами волынок, клавесином, классикой, роком, рэпом …Время не идет вспять. Ничего не меняется. Те же стены кабины, тусклый свет лампы на потолке. Я слышу только своё обезумевшее от близости к исполнению надежды сердце. Оно ломится сквозь решетки ребер, отсчитывая моё время. Усмехаюсь. Бред — близость исполнения надежды. Пожимаю плечами. А что делать? У меня всегда была только надежда — самая легкомысленная из сестер. Но именно она не оставила меня, тогда как любовь и вера, взмахнув рукой Дэниз ушли с ней и остались в 90-м. И сейчас мы с надеждой об руку будем возвращать любовь в мою жизнь… и не дадим ей уйти.
Дверь, наконец, распахнулась, и я шагнул на потрескавшийся асфальт улицы Постышева. Покрутил в пальцах монетку и оглянулся. Прекрасно. Всё на месте. Розовая аллея еще разделена пешеходной зоной и отсыпана гравием. Каштаны чуть выше человеческого
