Последний конунг - Алекс Хай
— Я знаю, о чем ты думаешь, — тут же проскрипел Птицеглаз. — Я останусь с тобой. Может это заставит тебя шевелиться побыстрее.
— Покажи руку.
— Рука сама не заживет. Будь я настоящим человеком, твои руны и отвары бы сработали. Но со мной така штука не пройдет. Так что прими мои поздравления: теперь у тебя появился бесполезный однорукий рот, которого придется кормить как человека.
Я усмехнулся.
— Но память-то тебе не отшибло?
— Нет.
— Значит, толку от тебя будет предостаточно.
Птицеглаз смерил меня насмешливым взглядом.
— Я тебя предупредил.
— Отдыхай. Прикажу принести тебе еды. В сундуке найдешь кое-какую одежду. Я вернусь позже.
— А ты куда? — удивился фетч.
— Добывать нам с тобой пищу для размышлений.
Я вышел и направился прямиком в келью, где приходил в себя отец Велстан. Монах и правда отделался испугом, несколькими ушибами и парой ссадин. Разве что заметно хромал после того, как неудачно упал в том овраге.
Но он был жив, в здравом уме и мог ответить на мои вопросы.
Я зашел в главный зал и, зачерпнув из чана с кипятком чашу воды, бросил туда несколько сушеных кореньев в трав. Ничего выдающегося, просто настой для укрепления сил. Велстан был хилым мужем, и такое ему точно пошло бы на пользу.
Кивнув сторожившему монаха хускарлу, я отпустил его и зашел внутрь.
Велстан молился перед символом спирали. Услышав меня, он не обернулся — сперва закончил молитву и лишь затем выпрямился.
— Я предполагал, что ты придешь, начертатель. Правда, ожидал тебя пораньше.
Я улыбнулся.
— Мне тоже потребовалось время, чтобы прийти в себя.
— Я за тебя молился. Рад, что бог внял моим мольбам.
— Зачем? — удивился я.
— Затем, что ты не плохой человек, пусть и пока что блуждаешь во мраке своих верований. Но моя вера учит ценить каждого.
— Что ж, прими мою благодарность, отец Велстан. Я пришел по делу.
— Конечно, — кротко улыбнулся монах. — Иначе зачем бы я тебе понадобился. Что ты хочешь знать?
Я прошел вглубь его небольшой комнатки и уселся на лавке. Велстан расположился на кровати напротив меня.
— Расскажи мне все, что знаешь об Эдельхуне Лумлендском, — уставившись на бледного церковника, проговорил я.
Монах растерянно оглянулся по сторонам.
— Даже не знаю, с чего начать, начертатель…
— С самого начала.
Я протянул ему чашу с горячим отваром. Велстан смерил ее опасливым взглядом.
— Там нет никакого колдовства, — пообещал я. — Только целебные травы и горячая вода. Начертатели, знаешь ли, умеют не только руны рисовать.
— Да, я уже понял, что и головы рубить вы мастера, — преодолев сомнения, Велстан все же принял пойло из моих рук. — Я уже рассказывал вашему вождю Скегги об Эдельхуне. Не знаю, что еще можно добавить…
Эта медлительность, свойственная почти всем эглинским церковникам, начала понемногу выводить меня из себя. Ну да, им-то особо некуда было торопиться — впереди райские кущи и настоящая вечная жизнь. Но у меня хватало забот и на земле.
— Давай я поставлю вопрос иначе, — я подался вперед и уставился на Велстана испытующим взглядом. — Мне нужно знать об Эдельхуне все, что возможно. Какая у него семья, как он воспитывался, как жил и живет, во что верит… Все — это значит все. Любая мелочь будет ценна.
— Но зачем вам это?
— Затем, что я хочу понять, как Эдельхун мыслит. И предположить, что он будет делать дальше. Врага нужно знать лучше самого себя, а он теперь мой враг.
Отец Велстан понимающе кивнул. Мне показалось, что на миг на его лице даже промелькнула печальная улыбка.
— Я ведь могу наговорить чего угодно, насочинять множество небылиц… Почему ты готов мне поверить, начертатель?
— Пусть ты и эглин, монах, и веруешь в своего вечно мертвого и вечно живого бога, но я знаю, что ты не дерьмо, — ответил я. — И знаю, что ты любил Беору. Вы оба — ты и Кедда — всегда старались ее защитить. Уж как умели, но я видел, что она вам дорога.
— И потому ты мне доверишься?
— Я могу собрать нужные сведения сам, просто это займет больше времени, — улыбнулся я и откинулся к стене. — Однако мы можем помочь друг другу, ибо цель у нас одна.
— У нас разные цели, начертатель, — тихо ответил Велстан. — Ты хочешь вернуть принцессу, чтобы она стала предметом торга между северянами и Оффой. Я же хочу, чтобы она просто была в безопасности и покое.
— Одно не отменяет другого.
— Хотел бы я напомнить, при каких обстоятельствах вы потеряли Беору, но все и так все понимают, а злить тебя я не хочу, — вежливо, но ощутимо подколол монах. — Итак, Хинрик, я расскажу тебе все, что знаю. Будем считать, что на этом этапе мы — союзники. Тем более что я могу поведать тебе кое-что интересное, ибо я сам из Лумленда.
Я удивленно вскинул брови. Едва начавшие покрываться корочкой раны на голове тут же напомнили о себе болью.
— Вот как? И как же ты оказался при Беоре Мерглумской, если сам из Лумленда?
— Моя мать из Мерглума, а отец — из Лумленда. Отец был призван воевать во время нашествия ваших дедов на Эглинойр, да там и сгинул в одной из битв. Мать после этого перебралась к родне в Мерглум. А меня, поскольку лишний рот кормить мало кто хотел, отдали на воспитание в монастырь. Благо двоюродная тетка за меня попросила. Она тоже сестра церкви.
— Пока что этот рассказ больше о тебе, Велстан.
— Ты спросил, как я оказался в Мерглуме — я говорю. В обители я получил постриг, когда достиг нужного возраста. У меня открылся талант к красивому письму, я быстро научился читать бегло. И так бы и остался переписчиком священных текстов, кабы не моя страсть к языкам и наукам. Это привлекло внимание покойного отца Оффы и Беоры, и он включил меня в свиту наставников своих детей. Ну а позже и сан дали, ибо королю отчего-то показалось, что я его заслуживал. Словом, в отличие от Кедды, я самый настоящий ученый муж. И единственным оружием, которым я могу сражаться, является перо.
Я задумчиво кивнул. Что ж, силу слов многие недооценивают. Помимо того, что Велстан крутился при дворе и явно мог кое-то знать о тонкостях отношений правителей, его также можно было использовать для дел официальных. Писать красивые письма кому следует, например…
— Как в Мерглуме относятся к Лумленду? — спросил я.
Велстан усмехнулся.
— Точно так же, как нейды относятся к туннам.
Я поперхнулся от неожиданности.
— Откуда тебе знать, монах?
— Я ученый