Янина Жураковская - На краю времени

— А вы?…

— А мы считаем, что раз пошла такая пьянка — режь последний огурец.

Танарэа невольно хмыкнула, впечатленная подбором слов.

— Открою вам страшный секрет, лаинэри, — прошептала она, склонившись к самому уху гваньер. — У нас тоже.

— До свиданья, Таня, — негромко пожелала Сердечник, и ближайшие двери, словно повинуясь безмолвному приказу, открылись.

— До встречи… лаинэри, — Танарэа коротко поклонилась и, жестом приказав группе следовать за собой, покинула вестибюль.

Периметр был закрыт. Плотно. Пересечь его незаметно, не подняв тревоги, было невозможно. Так сказал бы непосредственный начальник Танарэа, глава службы безопасности, а Рюйтаро ди Зариттиан кивнул бы согласно. Но что такое закрытый периметр для лучшего диверсанта в вооруженных силах империи, к тому же знающего место ведения боевых действий лучше, чем номер своей кредитной карты?

'Если есть вход, то выход тоже найдется', — сама себе сказала Танарэа, спецкодом (которого не полагалось знать) обеспечивая доступ, подключаясь к терминалу, находящемуся всего в десяти шагах от сторожевого поста и вполглаза следя за ничего не подозревающими гвардейцами.

'Непроходимых дорог не бывает, бывает мало боеприпасов', — добавила она, аккуратно переступая через тела: стратегически расположенные и дистанционно взорванные цилиндрики с паралитиком ки-12 не оставили патрульному отряду никаких шансов на выживание.

'Пусть победа будет в твоём сердце, а Вселенная последует за тобой', — заключила она, когда створки лифта распахнулись на тридцать шестом этаже, и не последовало ни единого выстрела. Светлая княжна была уверена, что сможет покинуть дворец без затруднений. Тревожило её только одно: где, Шак'хан побери, ей взять подходящего принца?…

'Снежинка' выдала сложную трель сверхсрочного сообщения.

'Я знаю одного. Молодого, модного и совершенно свободного. Хозяйке понравится'.

Каков Сердечник, таков Альд. Пожалуй, к этому можно было привыкнуть.

Он слышал, как они идут. Уверенный, по-военному четкий шаг ар-генерала — и быстрый, нервный стук каблуков, который мог принадлежать только незваной гостье.

Двери неслышно разъехались, и пара вошла в комнату.

Точнее, вошел ди Зариттиан; девчонка, проявив поистине гваньерскую неуклюжесть, запуталась в собственных ногах и растянулась бы на полу, не поддержи её ар-генерал.

— Тьфу ты, ни дна, ни покрышки, пятый раз в одном коридоре! — раздраженно буркнула она, цепляясь за руку ди Зариттиана. — Кто так строит, ёшкина матрёшка? Кто так строит, что каблуки в полу увязают?! Я бы на вашем месте, товарищ генерал, с подрядчиком, который занимался ремонтом всего… вот этого… — она с ненавистью обвела рукой и стены, — поступила по законам военного времени. Смету наверняка навихрил выше крыши, а покрытие в итоге укладывала бригада пьяных молдаван, да ещё спустя рукава!..

На 'товарища', заметил Демеро, ар-генерал даже не моргнул: должно быть, слышал это в свой адрес не впервые. И, видимо, был способен извлечь рациональное зерно даже из этого нагромождения словесного мусора.

— Никакого внимания к нуждам молодых женщин на каблуках… — под нос себе произнесла девчонка, перекидывая через плечо на спину растрепанную косу, глубоко вздохнула, отпустила руку ар-генерала и шагнула вперед, поднимая голову.

Император не знал, что увидит. Не строил никаких предположений. Но такого он не ожидал.

Она вовсе не была красивой. Неяркая, невыразительная — одна из тех соплячек, что с таким восхищением внимали речам Зелгариса, а потом шли под бластерный огонь с его именем на устах. В любой другой день он прошел бы мимо такого создания, как мимо мебели, не удостоив её даже беглого взгляда. Но не сегодня.

Она требовала вдумчивого изучения, но в какой-то миг приходило понимание, что «обычного» в ней не больше, чем в живой туманности. Полудетское личико, бледные губы, чуть ввалившиеся щеки, узкие плечи, одно выше другого, похожая на мальчишечью фигура… но при этом осанка, достойная высокородных аров. И, разумеется, коса. Длинная, толстая коса, заплетенная в пять прядей, по-княжески — в ней только нитей бисера не хватало.

— Приветствую вас, о… — начала было девчонка, но тут же оборвала себя. — И как, черт возьми, я должна его называть? — пробормотала она себе под нос.

— Утро, гваньер, — официальным тоном выговорил император, кивком подзывая старшего телохранителя.

Доброе утро, — поправила его девчонка. Покачалась с носков на пятки, зримо уходя в глухую оборону и по-прежнему не поднимая глаз. Кивнула каким-то своим мыслям и продолжала, как ни в чем не бывало: — Не будете ли вы столь любезны выслушать мою скромную просьбу и оказать всепо… всепом… вспомо… — Она сердито дернула себя за косу, и император едва удержался от смешка — таким детским выглядел этот жест. — Короче, помогите, чем можете, пожалуй…ста?!

Старший телохранитель, не говоря ни слова, защелкнул на её запястьях эрголитовые браслеты. Демеро был почти уверен, что гостье это не повредит и не поможет, но проверить гипотезу стоило.

Девчонка не пыталась сопротивляться, но едва телохранитель отошел, с интересом исследователя пощупала браслеты… слегка передернула плечами, словно ей внезапно стало холодно… и всё.

— Прощай же, свобода, начинается сумрак тюремный ночей, — явно цитируя кого-то, рассеянно произнесла она. — А как же: "Здравствуй, гостья дорогая? Милости просим, давно ждем, волнуемся даже, где наша девочка, уже не заблудилась ли в дворцовых коридорах?"

— Не боитесь? — неожиданно для себя спросил император.

— Я ужасная трусиха. Боюсь всего, от змей и ящериц до клоунов и каруселей. Так что ответ: 'Обычно да. Но сейчас — нет', — отозвалась она почти весело, отвесила лаисс ару неловкий, но от этого не менее издевательский поклон — и, впервые подняв глаза, в упор взглянула на него.

Тишина, повисшая в 'комнате отдохновения', облекла Демеро, как плотный церемониальный плащ. Он ощутил легкое покалывание на коже, как от резкой смены температуры. Оба телохранителя шумно втянули воздух сквозь сжатые зубы и одновременно качнулись вперед, но император резко поднял ладонь, останавливая их.

У девчонки были странные глаза. Грязновато-карие, тусклые и непрозрачные — две мертвые стекляшки на юном подвижном личике. Она смотрела словно бы сквозь Демеро, на что-то, видимое только ей. Без страха и ненависти — с любопытством и, пожалуй, нетерпением. Потом ресницы дрогнули, и взгляд начал проясняться: оседала густая бурая взвесь, радужка наливалась яркой синевой — и неожиданно зрачки резко расширились, и император увидел в глазах гваньерской девчонки отражение звездной бездны.