Наталья Михайлова - Ветер забытых дорог

Превращение Тимены в Грону произошло не в миг. Несколько дней юноша переплавлялся в своего потерянного друга.

Старуха Геденна заметила, что он отказывается от своей доли отвара из дейявады. Под глазами синяки, черты заострились еще сильнее, чем всегда, но Геденне показалось, что взгляд у Тимены больше не мутный, - спокойный и немного печальный.

– Я в имение Гроны ходил, - сказал ей Тимена. - Посмотрел, как там все развалилось. Немного убрал… что мог.

– Зачем это? - потрясла головой старуха. - Что с тобой такое?

– Жить там буду. Я теперь - Грона.

У Геденны упало сердце. Она знала, что безумие часто постигает тех, кто злоупотребляет дейявадой. Она схватила Тимену за руку:

– Ляг, полежи, выпей сонного отвару…

– Да нет… я сам так решил, - Тимена криво улыбнулся. - Я в своем уме. Просто решил. Я похож на Грону. И знаю его мысли, какие у него были тогда. Пусть будет, как будто он болел… а потом выздоровел и вернулся.

Геденна сдвинула густые черные брови.

– Вон оно что… Значит, ты хочешь вернуться в Сатру?

– Да. Буду жить, как жил бы Грона. Пойду на площадь, буду говорить то, что он говорил. Буду жить так, как он хотел жить, и делать то, что он делал. Пусть он живет. Не в зарослях, потому что… у него другая жизнь.

– Ты спятил. Ты напьешься и себя выдашь сразу же. Тебя тоже убьют, да еще хуже, чем его! - не выдержала Геденна.

– Я больше не пью. Только воду, - тихо сказал Тимена.

– Да долго ли ты продержишься! - махнула рукой Геденна. - Сам знаешь… кто уже начал, тот не отвыкнет.

– Я отвык… Я уже переболел, - тихо сказал Тимена. Помолчал и добавил. - Я пойду в имение и буду там работать.

На следующий день он покинул землянку. Большинство его товарищей были пьяны и еще долго не замечали его отсутствия. А старуха Геденна крепко обняла Тимену на прощание и впервые назвала другим именем.

– Заходи к нам, Грона!

Она же на другой день рассказала обо всем Сполоху. Сполох выслушал ее и сощурился: «Ты права, матушка, ничего нет хорошего, если его тоже убьют. Но ты не тревожься, я обо всем позабочусь». Как раз заботами Сполоха в тот же день «воскресший» Грона переселился в дом Дайка, под защиту тиреса Сияющего.

Дайк сидел за списками Приложений, низко склонившись над столом и напряженно щуря уставшие глаза. Итвара тоже читал, углубившись в один из томов Свода. В покоях Итвары везде чувствовалась женская рука, хотя в доме даже в числе рабов не было женщин. Это была заботливая рука Эйонны. Утешительница особенно беспокоилась, чтобы ее друг не страдал от тоски, поэтому везде развесила цветные занавески и расставила драгоценные безделушки.

– Скажи, Итвара, откуда взялась ваша вера в Жертву? - спросил Дайк. - Она кажется мне унизительной. У нас есть свобода выбора. Вседержитель не мог создать народ, который не способен был бы воспользоваться свободой и сам, благодаря самому себе, выбрать правильный путь. Почему же вы ставите свое спасение в зависимость от Жертвы?

– Я полагаю, вера в Жертву связана с представлениями о чистой и нечистой пище, - горько усмехнулся Итвара. - Чистая пища - это пища не от мира. К примеру, можно есть растения, которые выращены в пределах Стены, но нельзя возделывать поля за Стеной, потому что там - земля Обитаемого мира. Жертва - пища особого рода. Он не от мира, потому что явится с небес. Он совершенно чист. Жертва - это некое «яство яств», лекарство от скверны. Он вернет нам бессмертие и сияние.

– Но кто вам сказал, что так будет?!

– Явление Жертвы было предсказано в Своде заранее, - Итвара вздохнул. - Хотя бы вот это: «Он, принося себя в жертву, идет в сиянии, ради всеобщего очищения, спасения от смерти и во имя прощения с небес». В Своде это слова о воине-небожителе, который должен идти в трудный поход, чтобы основать новую Сатру. Но слова Свода истолкованы в Приложении как пророчество о будущем. Отдельные строки, взятые из Свода, толкуются в пользу Жертвы.

Дайк раздраженно возразил:

– Но ведь так можно вывести из Свода все, что угодно!

– Не совсем… - хмыкнул Итвара. - Некоторые истолкования в нашей традиции объявлены запрещенными. Вдобавок в Приложении уже закреплены все важные толкования. Если ты говоришь: «нечто обозначает что-то», ты не должен вступать в противоречие с Приложением. Конечно, места для толкований осталось еще предостаточно, - Итвара сделал рукой неопределенный и витиеватый жест. - Но, по крайней мере, мы спорим только о частностях: например, явится ли Жертва тогда, когда мы будем наиболее достойны его прихода или, наоборот, тогда, когда наше падение станет совсем уже вопиющим.

Дайк глубоко задумался. Ему казалось, он больше не вправе молчать и должен открыть Итваре правду. Бывший тирес умен и искренен. Нельзя оставлять его в заблуждении… Надо сказать: вы давно превратились в людей, а людям вестники Вседержителя принесли настоящую благочестивую веру - вот образок дивной, пресветлой Ярвенны, вестницы и хозяйки Даргорода. «Я помогу тебе бежать из Сатры!» - готов был пообещать Дайк.

Но слова замерли на губах. Что он ответит, если Итвара спросит его: «Почему это истина?» Дайк хорошо помнил, о чем его наставлял послушник в благотворительной больнице, и мог бы повторить его доказательства… Но и тиресы Сатры приводят множество доказательств своим учениям! Их можно опровергнуть, однако в Приложении показано, как их надо понимать, чтобы они были неопровержимы. Получается замкнутый круг: если ты опровергаешь, ты просто не знаешь, как надо толковать. Дайк посмотрел на себя глазами Итвары и понял, что должен будет сказать ему то же самое.

– Ответь, Итвара, ты осмелился бы покинуть Сатру? Уйти за Стену? - наконец спросил Дайк. - Если бы я обещал тебе помощь и защиту там, в Обитаемом мире?

Но он, свободомыслящий Итвара, непонимающе вскинул брови:

– Там же скверна!.. - и недоуменно повел плечом. - Уйти в мир - значит стать человеком, небожитель не должен себе подобного позволять.

Дайк рассчитывал на поддержку Сатвамы. Ему помнилась их встреча, когда Справедливый, страдая от болезни печени, откровенно и зло выкладывал свои соображения о Сатре.

На этот раз тирес был совсем здоров. Его мать пришла с женской половины и, грузно переваливаясь, начала накрывать на стол. Сатвама постарался принять Сияющего радушно.

На столе у тиреса была овощная похлебка, вареное постное мясо и сильно разбавленное вино: Сатвама ел теперь только то, что позволила ему Гвендис.

– Всего наилучшего твоей утешительнице, - начал он разговор. - Она совсем подняла меня на ноги.

– Я передам, она будет рада, - ответил Дайк.

– Так что ты задумал, Сияющий? - приступил к делу Сатвама. - Надо сказать, на состязаниях ты наговорил немало странного. Но, боюсь, тебе не выехать на одних вещих снах, - доверительно добавил он. - Тебе не хватает твердого знания Приложений. Дело может кончиться тем, что ты допустишь грубую ошибку в толковании, и тебя поднимут на смех. Видишь ли, Дэва, наши споры до того бесплодны, что поймать противника на ошибке, хотя бы на оговорке, на незнании какого-нибудь стиха - единственный способ его опровергнуть. Тебя в первую очередь попробуют выставить невеждой, в твоих речах станут искать неточность, пусть даже в самом несущественном замечании.