Марина Дяченко - Преемник

Он вдруг закрыл лицо руками. Амулет выскользнул из его пальцев и снова закачался на цепочке:

— Танталь… Пойди к ней. Пойди, а я не могу… Пожалуйста.

Повозки стояли на обочине, стояли, бессильно опустив оглобли. Не веря своим глазам, я крепко, до боли вцепилась в Луара. Ни слова не говоря, он придержал лошадь.

— Ты?!

Муха сидел на земле, растирая кулаком больные красные глаза. Бариан, внезапно ставший старым, не удивился мне и не обрадовался; Гезина судорожно сжимала руку рыжей девчонки. Фантин растеряно хлопал длинными светлыми ресницами:

— Ты… Здравствуй…

Я снова пробежалась взглядом по лицам. И снова, уже в тоске и предчувствии. Распоротые бока повозок, вывернутые сундуки, пустые оглобли…

— Они всё забрали, — сказал Фантин. — Лошадей…

— Флобастер?! — шёпотом закричала я.

Бариан отвернулся. С видимым трудом указал на одну из повозок; привычно подтянувшись, я вскарабкалась под изорванный тент.

Кто-то уже сложил ему руки. Он лежал на полу, горделиво вскинув голову, не желая и не пытаясь скрывать перерезанное горло. Глаза его не желали закрываться — холодно смотрели в синеющее через разорванный полог чистое небо.

Рядом случился Луар, и он-то меня удержал.

Я кричала. Я проклинала Сову, я проклинала и себя за то, что была рядом с убийцей — и не прикончила его. Я клялась небу, что Сова умрёт страшной смертью, что я выжгу дотла и лес и поля, что я отомщу, что я убью всех, если понадобится, что я всю жизнь буду убивать, но отомщу… Луар держал меня сзади, я извивалась в его руках, захлёбывалась слезами и проклятиями, и он не выпустил меня до тех самых пор, когда, ослабев, я тряпкой сползла на пол, к ногам лежащего Флобастера.

Луар о чём-то вполголоса переговорил с Барианом; до меня долетало, как сквозь вату: «не надо было… псы… и связали всех… он один… не знаю… теперь всё равно…» Мутными бессмысленными глазами я смотрела, как рука Луара кладёт на доски туго набитый мешочек:

— Не побрезгуй, Бариан… Я задолжал. За тот спектакль… Ты помнишь. Самый главный спектакль в моей жизни. Прими. Купи лошадей.

— Откуда у тебя столько денег? — потрясённо спросил кто-то; кажется, это была Гезина, я не разобрала, мне было всё равно; я думала, о том, что Флобастер не простил меня перед смертью. А если и простил, то я теперь не узнаю.

Никогда.

Глава шестая

Вода притягивала его с давних пор. Теперь он предавался излюбленному занятию, прислонившись к рассохшимся перилам горбатого мостика и глядя, как подрагивает зелёная гладь реки и как кружат, чуть не сталкиваясь, тяжёлые стрекозы.

Так было и раньше. В памяти его возникла другая, широкая река с такими вот стрекозами, мальчишки-рыболовы со своими самодельными сетками и костяными крючками…

Те мальчишки давно умерли. От старости. И сменилось бесчисленно поколений стрекоз.

Он усмехнулся. Впервые за долгое время он явится, не дожидаясь дня Премноголикования. Нарушит традицию…

Тот, что пришёл извне, любит традиции. Приходит, будто блюдя ритуал, и всё так же мнётся у Двери, ожидая приглашения. Тот, что пришёл извне…

«И воцарится, и… плачьте, живущие… И Привратник станет ей слугой и наместником»…

Он поморщился. Слишком много хлама накопилось в памяти за последние сто лет.

«…А если один волк захочет позвать другого? Как-то он его называет?» Он смотрел на своё отражение, тёмное отражение в медленно струящейся воде. Ему хотелось, чтобы его позвали.

Тогда он наклонился над водой, навалившись на парапет локтями.

— Руал, — шёпотом сказали его губы.

Отражение молчало, потрясённое звуком собственного имени.

— Я понимаю… — он снова криво усмехнулся. — Но ты-то… Зачем?

Порыв ветра подёрнул воду рябью. Ему показалось, что так уже было однажды.

В тот же момент на спину его лёг чужой взгляд, цепкий и вязкий, как смола. Ещё не обернувшись, он знал уже, что там, позади, только пустая дорога да взвинченные пыльные столбы; он знал это и всё же обернулся.

Чужой взгляд не исчез.

Он криво усмехнулся и подумал, что и это уже было. Давным-давно…

Тогда он был Привратник. Кто он теперь, чем он так интересен Тому, кто смотрит, желая войти?

«Руал», — прошелестело по краю его сознания. Отзвук, прикосновение, эхо давнего зова…

Он ждал и этого — и всё же вздрогнул, мгновенно испытав давно забытое чувство — мороз по коже.

Всё повторяется.

Внутри моей груди сидела толстая игла. Временами я замирала, забывалась, тупо глядя в ползущую навстречу дорогу, и тогда игла причиняла только тупую тягучую боль. Однако стоило лишь допустить неосторожное движение души, лишнее воспоминание — и, потревоженная, игла снова протыкала меня насквозь; я осознавала потерю десятки раз подряд, и боль не притуплялась.

Луар молчал. Навстречу ползла серая лента дороги…

И топала пегая лошадка, привычная к своему неспешному пути, к запаху дыма и грому жестяного листа, к любопытствующей толпе, к бесконечной смене декораций, дорог, дворцов, базаров…

Я вздрагивала, приходя в себя. Две моих жизни переплелись, спутались, как брачующиеся змеи. Я забывала, кто за моей спиной — спокойный ироничный Флобастер либо тот, другой, из-за которого всё оборвалось…

Всё оборвалось. Флобастер пытался меня удержать, — возможно, он предчувствовал свой ужасный конец. Если б я была там, его бы не убили. Во всяком случае, сначала убили бы меня…

Кем он мне был? Кем же он всё-таки был?

Над дорогой стояло облако, похожее на безвольную, мертво повисшую руку. Из небесной ладони выскользнула и теперь моталась по небу чёрная птица.

Что, если он умер, не простив?!

В безлюдной рощице нас догнал незнакомый всадник. Хмурый старикашка, заросший от уха до уха жёсткой, как щётка, редкой бородёнкой, требовательно взмахнул рукой — я испугалась, но как-то вяло, ненатурально. Луар натянут поводья и спустил меня на землю. Стоя на ватных ногах, я смотрела, как он толкует о чём-то с жилистым старикашкой, как, отрывисто поклонившись, тот разворачивает лошадь и скачет обратно…

— Кто это? — спросила я спустя полчаса дороги.

Луар нехотя поморщился:

— Это человек Совы… Старый плут раскопал-таки свои тайники и добыл, что мне нужно… Я назначил встречу.

Его слова доходили до меня медленно, как медленно достигают берега круги от брошенного в болото камня.

— Останови-ка лошадь, — попросила я шёпотом.

В такой просьбе не было ничего необычного — но голос мой нехорошим образом дрогнул. Луар придержал коня и внимательно на меня воззрился; выпутавшись из его рук, я неуклюже соскользнула на дорогу.