Виктория Гетто - молодость

— Что ты ему велел?

Я краснею, как семнадцатилетний юноша на первом свидании, потом признаюсь:

— Подарок. Я ведь так тебе его и не отдал…

— Подарок?

Яяри спохватывается:

— А у меня тоже есть!

Краснею ещё гуще:

— Ты сделала мне куда лучший сегодня…

Теперь она алеет, словно роза из Ботанического Сада на Красавице, курортной планете Империи Русь, отводит глаза в сторону:

— Только нам придётся немного повременить, пока…

Киваю в ответ, а краска на щеках жены становится ещё гуще. Она ведь была девушкой… Тем временем слуга возвращается, протягивает мне небольшой свёрток. Я передаю его Яяри. Аури разворачивает пергамент, в котором обнаруживается небольшой узкий футляр. Раскрывает крышку, ахает при виде небольшой цепочки тончайшей работы из золота, на конце которой висит огранённый в виде призмы кристалл огненного сапфира. Нашлось это украшение в сокровищнице покойного лорда среди множества других аляповатых побрякушек. Сразу видно, что предыдущий владыка ценил массивность и тяжесть золота, а это украшение явно принадлежало кому-то другому. Уж больно аккуратная работа.

— Какая прелесть…

Ахает аури, и одевает подарок на шею. Ей идёт. Огненный язычок пламени внутри камня трепещет, словно живой. Глаза жены становятся ещё больше, а я довольно улыбаюсь — правильно угадал, что ей понравится. Мой взгляд падает на стену, где висит местная гитара. Струн, правда, восемь, но, думаю, что справлюсь.

— Дайте мне инструмент.

Обращаюсь я к служанке. Та торопливо снимает неуклюжий агрегат, подаёт мне. Честно говоря, я удивлён, что на нём металлические струны. Аури с любопытством смотрит на меня:

— Хочешь сыграть? А ты умеешь?

Шевелю пальцами — я не гитару брал в руки уже очень давно, с той поры, как вылетел в последний свой бой… Но Боги не выдадут, а свин не съест:

— Попробую. Только если ошибусь, прости.

Она улыбается, машет рукой:

— Я готова простить тебе всё, что угодно…

Быстро перестраиваю инструмент на свой лад, снимая две лишних струны. Звук довольно глухой, но чистый. Беру для пробы пару аккордов, вроде получается. Краем глаза замечаю, как в углу кучкуются слуги. Чтобы сыграть? И как петь? Пытаться переложить наши песни на фиорийский? Но так вот, сразу, вряд ли получится…

— Я не знаю фиорийских песен, поэтому буду петь на родном языке Северных Островов, а потом переведу.

Аури кивает в знак согласия, поняв, что эти слова предназначены для слуг. Набрав в грудь побольше воздуха, я начинаю. Лёгкий перебор струн. С каждым аккордом пальцы слушаются меня всё лучше, а спустя минуту сами, уже без малейших ошибок скользят по выпуклому широкому грифу. А потом я начинаю петь… Все, включая Яяри, замирают, а слова легко льются из моего горла:

  Говоришь, если остры края,  Даже желание тая, почему то не тороплюсь.  Но отвечу небу и вечности я, чтобы знали, в чём я клянусь.  Голос мой, пускай ещё не слыхать,  И к тебе любви не пробился зов,  Но судьбы ударам меня не сломать,  Это ясно без слов.  Как же не сбиться, как во всём повиниться,  Прямо перед тобой?  Хватит уже возиться,   Просто честно о чувствах пой… [5]

Все замирают, глаза Яяри становятся ещё больше. Мелодия очень красивая, но простая. Как раз под такое самодеятельное исполнение. Последний аккорд звучит пронзительным вскриком, и я обрываю мелодию. Затем наскоро перевожу текст на фиорийский. Женская половина слуг, и сама аури дружно вздыхают в восхищении. Правда, по разному: прислуга завистливо, а жена — счастливо.

— Спойте ещё, ваша милость, у вас так хорошо выходит! Ни один менестрель с вами не сравнится!

Это Илли, дочь Мири. Её глаза словно плошки. Ещё? Ну, раз просят… Перехватываю поощряющий взгляд жены, и песня сама приходит на ум:

  Ты глазам не верь, ты не знаешь, что храню в душе своей.  Думаешь, что сердце у меня, как лёд, холодное?  Повстречав тебя, даже и не думал ни о чём таком,  Зачем же сердце разглядело вдруг и выбрало тебя?  Никогда не доверял кому-то, не сдавался так, без боя.  И не знал, что всё изменится, сам себя уже не узнаю я…[6]

…Импровизированный концерт длится долго, но никто не расходится. Наоборот, людей становится всё больше и больше. Яяри подвигается ко мне ближе, кладёт свою головку мне на плечо… Новый Год. Время, когда исполняются все желания… Моё, наконец, сбылось. А скоро, через пару лет, я вернусь домой, в Империю. С Яяри. С женой…

Глава 22

— Идут, ваша светлость!

Курьер выдохнул эти слова и почтительно склонил голову, пытаясь отдышаться после быстрого бега. Я кивнул, мгновенно забыв о его присутствии и собираясь с мыслями. Время пришло. Тот момент, ради которого мы все, живущие в Ниро, работали день и ночь, надрывая жилы и мышцы, словно проклятые. Последний раз мысленно пробежался по тому, что сделано и в который, опять же раз, убедился — да. Это всё. Хоть умри, но больше ничего достичь невозможно. Укрепления, засады, ловушки, корабли. Всё. Авиация? А где её взять? Даже высокооборотный паровой двигатель неспособен поднять аппарат тяжелее воздуха в небо. А от дирижаблей будет мало толка. Построить нечто большое, с достаточной грузоподъёмностью мы просто не успевали, да и времени на решение уймы проблем, начиная от металла для каркаса и ткани для оболочки не было. Так что можно лишь с сожалением подумать и забыть о завоевании господства в воздухе. Всё. Эмоции побоку, сейчас всё внимание предстоящей битве. Сеть курьеров и наблюдательных постов по всему побережью на десять лиг в каждую сторону от города. Множество ловушек по дорогам, ведущим в столицу провинции. Готовые к бою солдаты приданного Ниро полка. Поразмыслив вместе с Яяри, мы отказались от использования в бою городского ополчения — пиратам они не соперники, а делать из людей смазку для мечей нападающих я не собирался. Мой главный козырь в предстоящей битве — подготовленная оборона. Как тогда, в Тирасской мясорубке, после которой меня прозвали «Ужасом Рёко»…

— Ваша светлость, докладывает пост на Высокой скале: они смогли подсчитать количество пиратских кораблей, их сто двенадцать!

— Понял. Досе баронессе доложили?

— Разумеется, ваша светлость…

…Яяри командует основными силами защитников. Теми, кто нанесёт удар в тыл пиратам. Наша, точнее, моя задача, связать корсаров затяжным боем, не дать одолеть с ходу стены города, заставить их увязнуть в сражении. Тем временем наши броненосцы уничтожат корабли нападающих, а затем истребим и самих корсаров. В первой части, по поводу наших обшитых металлом уродцев я не сомневаюсь — двадцать стандартных полевых пушек на каждом, плюс огнемёты, установленные в небольших башенках на крыше каземата. Реальных противников у врагов им нет. Впрочем, пираты уйдут на берег, и на кораблях не останется никого. Практически никого. Может, пять или семь человек для охраны. С таким количеством людей гребное судно даже с места не сдвинуть, не говоря о каком-нибудь сопротивлении. Правда, отчаявшиеся люди способны на многое… Я ожидаю, что пираты будут драться зло и жестоко. У них просто не будет другого выхода, как, либо захватить город и находящиеся в гавани корабли, чтобы вернуться на свои острова, либо просто умереть под мечами защитников. Третьего не дано. Они, конечно, могут попытаться сдаться в плен. Только вот после их «подвигов» желания дарить им жизнь как-то пропало…