Александр Воронков - Темный век. Трактирщик

Раскалённое клеймо с шипением впивалось в квадратики, запах палёной кожи распространился по всей комнате. В общей сложности у нас получилось сорок две "трактирных контрамарки", дюжину из которых отложил про запас, а тридцать оставшихся приготовил для вручения франтам.

В остатний раз на сегодня "припахал" ученика, чтобы тот сходил на реку — юное поколение ухитрилось истратить почти весь запас воды. Пока Зденек выполнял поручение, замочил к завтрему треть горшка гороха и уже приготовился укладываться ко сну, как услышал скрип внутренней двери за спиной…

Что-то я психованный какой-то стал: негативно воспринимаю неожиданные звуки в тишине и полумраке комнаты, освещённой только отблесками затухающего очага. Жизнь тут нервная…

Резкий разворот с уходом с траектории возможного удара, пальцы сами смыкаются на рукояти ножа, взгляд ищет потенциального противника — и встречается со взглядом огромных жемчужно-серых глазищ.

Вот же ж блин горелый! Перелякался, как маленький… Аж неудобно.

— Дашка, ты чего здесь? Сказано же было: пора спать!

Стоит. Молчит. Пальцы со скоростью швейной машинки теребят кончик выбившейся из-под платка русой косы, то заплетая, то вновь расплетая. Щёки пунцовые, что тот светофор — даже во мраке видно. Наконец подошла поближе, сглотнув, заговорила, запинаясь:

— Пан мастер… Макс… Я тогда пана мастера тряпкою, а пан мастер столько помогает, Зденка секретам учит, всё по-справедливому творит, в магистрат жаловатьcя не стал… Прости меня, Макс, дуру такую, за-ради Господа и Марии Девы! Сама не знаю, как в тот раз рука поднялась, и сегодня тоже могла же подвести тебя с этими кнедликами…

Стоит, краснеет, роняет слова, явно недоговаривая… Не только красивая, но и скромная: сказывается патриархальное воспитание. Все мои знакомые девушки остались в двадцать первом веке: конечно, были среди них и весьма симпатичные — хотя и подправлявшие естественную красоту косметикой — но самая "зашуганная серая мышка" из их числа по сравнению с Дашкой показалась бы чересчур развязной и вульгарной.

Ну, как такое чудо не пожалеть?

Уже и глаза на мокром месте. Понятное дело — девушка. Натура лирическая и ранимая…

— Да ладно, Даш, что ты, в самом деле… Ну, бывает…

— Макс, ты правда не сердишься на меня? Не сгинешь никуда? Когда ты в прошлый раз уезжал — думала, что пропал. А когда вернулся, то ничего не говорил, а на расстегайке у тебя — кровь. Зачем ездил, что делал — не спрашиваю, то мужские дела… Но зачем драться-то? Ты же мастач, не вояк, ведь убьют! А я… а мы опять одни останемся… уууу…

Осторожно приобнял это чудо, придержал. Уткнулось лицом, уже толком ничего сквозь всхипы не разобрать. Рукав ниже плеча намокает от слёз. Да уж, ситуация! Как говаривал герой древнего водевиля: "Я — старый солдат и не знаю слов любви", или что-то наподобие. А тут явно девочка переживает.

— Ну что ты, Дашунька… Успокойся… Всё же хорошо закончилось… А скоро совсем всё хорошо будет: дело налажу, народ потянется, да и вы при мне не пропадёте. При кухне пока ещё никто с голоду не помирал, эт точно.

Встрепенулась, выскользнула дельфинёнком из рук, меленько перебирая ногами перелетела через комнату и вспорхнула по внутренней лестнице, покидая меня.

Н-не понял?..

Без стука открылась входная дверь и в дом ввалился насупленный Зденек с мокрыми от расплёсканной воды вёдрами. Так вот почему девушка перелякалась! Ну и слух у неё, мне бы такой — аж с улицы братнины шаги ухитрилась услышать! Примем к сведению.

Спустя четверть часа мы с учеником, наконец-то улеглись. Очередной суматошный день в этом времени закончился…

ХЛОПОТЫ И БАНКЕТ

Как известно давным-давно, "крот истории роет медленно", но поступательно. Эту истину мне постоянно вдалбливал старший братец. Нельзя отрицать. Дни идут за днями, одна неделя сменяет другую — и мой "производственный кошмар" по обустройству "точки общепита" потихоньку близится к завершению. Стараниями деревянных дел мастеров комната первого этажа разгорожена стойкой-барьером, изготовленной по моему эскизу, за которой теснятся рундук для продуктов, в ночное время служащий мне лежанкой, пара малых пивных бочек, на выбеленной стене — полки с посудой, а самое главное — гордость трактира: сложенная мастером Мареком из привозной плинфы чудо-печь с изготовленной по спецзаказу в кузне Яна Липова железной плитой с кольцами-конфорками. Встало мне это чудо инженерно-кулинарной мысли в такую копеечку, что пришлось навестить мою хованку с драгоценностями в дупле дерева и порадовать старого еврея Хаима замечательными браслетами. Конечно, ритуал иудейской торговли остался неизменным, пришлось потерять кучу времени и нервов, но в итоге мой кошель потяжелел почти на две пражских марки. Разумеется, деньги эти долго не залежались: если бы знал заранее, что трактир — такое затратное поначалу заведение, то лучше бы чем-то другим занялся в этом времени. В наёмники, например, пошёл бы, как в книгах про попаданцев пишут — купеческие караваны охранять. Или в изобретатели-алхимики, паровую машину изобретать, даром, что их здешний народ активно недолюбливает. Но коль назвался груздём — будь добр соответствовать, да. Впрочем, не знаю, что было бы со мной при таком раскладе, однако уверен в одном: займись я каким-то иным делом, вряд ли встретил бы в своей жизни это светловолосое чудо с глазами-жемчужинами…

Кстати говоря, паровик — не паровик, а нечто самовароподобное Липов для трактира соорудил. Сосуд получился тяжеленный, основательный, вместительный: полведра воды за раз кипятит. Форма, правда, у него не округлая и даже не цилиндрическая, а кирпичеобразная, что не есть гут: это уже не нормальный самовар, это какой-то куб-титан получается, наподобие тех, что до войны в советских пассажирских вагонах ставили. Тем не менее, после некоторой тренировки использовать сей агрегат для производства кипятка я приспособился, тем более, что заработать холеру с дизентерией в средневековых условиях — раз плюнуть. Вода-то из реки и для питья и для мытья, а что в той реке за дрянь полоскалась — одному всеведающему богу известно. Так что пришлось купить два ушата для мытья и споласкивания посуды, благо, есть кого к этому занятию приспособить. Зденко поначалу бурчал что-то, перетирая кружки-миски, однако быстро прекратил высказывать недовольство, когда рассмотрел в моё увеличительное стекло отвратную грязюку на жирной ложке и выслушал лекцию о пользе гигиены, для лучшей усваиваемости подкреплённую традиционным "лещом". Ничего не поделаешь, такие тут педагогические методики.