Франческа Хейг - Огненная проповедь

— Приближаются к рифу! Все под парусами.

Мы с Кипом не присоединились к ликованию, но я склонила голову на его плечо и выдохнула. Меня била дрожь.

Дудочник вернулся спустя пару часов.

— Вы переезжаете, — безапелляционно заявил он. — Эта комната слишком близка к внешнему периметру.

— Вторая партия уже отбыла? — поинтересовалась я.

— Последняя лодка как раз должна миновать риф. — В его голосе слышалось облегчение, но взгляд оставался серьезным.

Мы прекрасно осознавали, что третьей партии не предвидится. Над знаменем омег на краю кратера уже появилась полная луна.

— Лодки еще есть?

— Ни одной, способной доплыть до материка. Мы спрятали оставшиеся в пещерах к востоку от гавани, но это лишь плотики, ялики и несколько мелких шлюпок. На таких дети обучались ходить в море.

На Острове больше не осталось ребятишек. Услышат ли улицы скрытого города когда-нибудь снова детские голоса?

— Соберите вещи, — продолжил Дудочник. — Я должен обезопасить тебя на случай вторжения.

Он дал мне и Кипу лишь несколько минут, чтобы собрать пожитки в заплечный мешок, а затем бросил нам два плаща с капюшонами, какие носили стражники.

— Наденьте. После истории с Льюисом тебе лучше не светить лицо.

Он сам отконвоировал нас, остановившись лишь раз, чтобы шепотом обменяться парой реплик с охранником.

С надвинутым на глаза капюшоном я видела лишь только отрывочные картины. Спешащего куда-то кузнеца с охапкой топоров на плече. Стражей, снующих по коридорам. Когда молодой воин остановился, чтобы поприветствовать Дудочника, тот прорычал:

— Нет времени на эту чепуху! А ну-ка быстро к своему посту!

На нижних этажах стояла темень — окна заколотили, и только в узкие бойницы просачивались косые лучи. У одной безногий лучник затачивал наконечники для стрел, сидя на перевернутом ящике.

Комната, в которую привел нас Дудочник, оказалась каморкой в башне с узким окном, выдолбленным довольно высоко в округлой каменной стене. Дудочник заметил, как я разглядываю крепкую дверь.

— Даже не думай. Видишь? — Он указал на бочки, выстроенные вдоль противоположной стены. — Это запас вина для стражей. Здесь самый надежный замок во всей крепости.

Вспомнив Льюиса, я задумалась, стоит ли мне чувствовать себя в безопасности или же в ловушке?

— Если крепость падет, я приду за вами. Если кто-то попытается войти, даже кто-то из Ассамблеи, тут же дайте сигнал — махните из окна плащом.

— Ты будешь там? — Я посмотрела вниз во двор. — Не в зале Ассамблеи?

— Как я смогу отдавать приказы, не видя, что происходит? Нет, я останусь у ворот с другими воинами.

Я приподнялась на цыпочки, чтобы посмотреть в окно на двор, главные ворота и прилегающие улицы. Стражи уже заняли свои посты. Некоторые присели на окружающий двор парапет, слегка покачиваясь на корточках, другие расхаживали туда-сюда рядом с укрепленными воротами. Какая-то женщина ловко перебрасывала меч из руки в руку.

— Мы тоже можем сражаться, — сказал Кип. — Выпусти нас, мы поможем.

Дудочник склонил голову:

— Мои воины хорошо обучены и натренированы. Думаешь, впервые возьмёшь меч и тут же станешь героем? Это тебе не баллада странствующего барда — в бою ты станешь помехой. В любом случае я не могу расковать жизнью Касс. Напасть на нее могут не только солдаты Синедриона.

У меня перед глазами снова встал Льюис: кровь, стекающая по рукоятке ножа Дудочника, кровь, толчками вытекающая из раны.

Кип собрался что-то ответить, но его перебил колокольный звон — такой же бил тревогу два дня назад. На этой высоте казалось, что ему вторил каждый камень.

— Они здесь, — промолвил Дудочник, и спустя пару секунд в оглушительный звон ворвался грохот захлопнувшейся двери.

Когда Дудочник повернул в замке ключ, показалось, что тесное пространство вот-вот взорвется от винных паров и гула.

Мы подкатили бочку к окну и забрались на нее, встав на колени и соприкоснувшись головами, чтобы удобней было вглядываться в сгущающуюся темноту.

               * * * * *

Мы ждали флот Синедриона два долгих дня, но те несколько часов, которые прошли между оповещением и мгновением, когда первые солдаты преодолели стены кратера, показались вечностью.

Пока мы ждали, я представляла, что происходит за кальдерой. Как приблизились корабли и альфы спустили на воду шлюпки, чтобы миновать риф. Как внизу в гавани произошли первые стычки со стражами Острова. Но через двойную пелену темноты и расстояния до меня доходили лишь обрывки видений. Черный парус убран, весла опущены. На носу лодки горит факел, отражаясь в волнах.

Мы поняли, что бои в гавани начались, увидев первых раненых стражей, которые начали появляться из туннелей напротив города. Мы разглядели их в свете факелов: окровавленных, прихрамывающих, помогающих друг другу вернуться в крепость. Вскоре произошло массовое отступление от гавани. Несколько сотен наших воинов миновали туннели и заняли посты в самом городе.

Ранним утром, где-то через двенадцать часов после набата, предрекшего печальную судьбу Острова, мы с Кипом заметили первых солдат Синедриона. Наше внимание привлекло движение на южной стене кратера: несколько воинов-омег старались сдержать фалангу солдат в красных плащах.

В это время, вероятно, первый туннель пал и враг прорвался в кратер. Дудочник сказал, что это не баллада странствующего барда, и события, развернувшиеся в тот день на Острове, подтвердили его правоту. Песни бардов описывали сражения словно танец: воспевали красоту боя, лязг мечей, подвиги на поле брани. Но я не увидела ничего подобного. Слишком тесно, слишком быстро. Мельтешение локтей и коленей. Удары рукоятками мечей по лицам. Зубы, рассыпанные на камнях, как игральные кости. Никаких боевых кличей или призывов, лишь ругань и крики боли. Скользкие от крови клинки. И хуже всего стрелы. Не легкие, летящие в воздухе, нет. Они были толстыми и выстреливали быстро; я увидела солдата Синедриона, пришпиленного за плечо к деревянной двери. Стрелы громко свистели, пролетая через двор к стене, словно разрывали само небо.

Мы находились где-то в двенадцати метрах над двором, но запах крови проникал через окно и смешивался с густым ароматом вина. Удастся ли мне когда-нибудь поднести к губам чашу с вином и не почувствовать привкус крови?

Наши охранники сражались насмерть. Я видела, как одна стражница вонзила лезвие топора в горло солдата Синедриона так глубоко, что его удалось вытащить из бездыханного тела только с третьего рывка. Карлик-страж подпрыгнул, чтобы полоснуть противника по животу, и вырвал кишки наружу. Стрелы находили свои цели: грудь, желудок, глаза. А у меня с каждым поверженным перед взором вставали две смерти одновременно. С каждым убитым альфой я чувствовала, а иногда и видела павшего омегу на материке. Внизу солдат получил удар мечом, от которого его лицо раскололось, словно глиняная тарелка. Закрыв глаза, я увидела светловолосую женщину, выронившую ведро с водой и упавшую на гравийную дорожку. Стрела пронзила грудь альфе, которая пыталась взобраться по внешней стене крепости, и у меня перед закрытыми глазами мелькнул мужчина, который молча ушел под воду в лохани. Каждая смерть несла за собой отголосок, эхо, и я видела их все, и только рука Кипа, сжимающая мою на подоконнике, удерживала меня от крика.