Андрей Валентинов - Если смерть проснется

Кейна замолчала, затем заговорила тихо, еле слышно:

— Когда умирать отец мой, Хэйкан Великий Ишбар, мне семь лет быть всего. Быть у меня братья, Кей Войчемир, была мать, быть дядя. Всех убили, только два брата остались — Шету и Алай. Одна росла — никто не жалел… Когда двенадцать исполнилось, брат мой Шету, Хэйкан Великий, велел в Савмат ехать

— замуж за Кея Сварга. Страшно мне быть, Кей Войчемир! С детства знала: сполоты враги наши. Деда сполоты убили, брата его убили, дядю убили. Плакала я, в ноги брату падала, а он говорит: поезжай, надо, сам Тай-Тэнгри велел!

Войча сочувственно вздохнул. Странно получается: сполоты огров во всех бедах винят, а у тех, выходит, свой счет есть!

— Привезли меня к дяде твоему, раздели — смотреть стали, могу ли детей рожать. Стыдно мне быть, страшно. Как кобылу смотрели…

Челеди зябко повела плечами, пододвинулась ближе.

— Обними меня, брат мой старший! Плохо мне! Войча нерешительно положил ей руку на плечо. Кейна покачала головой:

— Знаю — добрый ты человек, Кей Войчемир! Кей Сварг, брат твой, добрым не быть. Ему тогда всего пятнадцать быть. Меня к нему привели, свадьбу сыграли. Все пили, все кричали — я одна сидела, от страха говорить не могла. Потом Кей Сварг меня в спальню отвел. Отвел и говорит: сапоги снимай, жена! Мне говорит — Хэйкана дочери, Хэйкана сестре! Мне дома каждый земно кланялся, в лицо не смотрел!

— Так ведь, ну… обычай такой, — решился вставить Войча.

— Знаю! — усмехнулась Челеди. — Теперь все знаю, брат мой старший! Может, и хорошо обычай ваш быть, но я не знала… Кей Сварг меня тогда бил. Не сильно бил, не больно. Но бил! Меня! Потом на ложе валил, как холопку последнюю… Такая моя жизнь быть, Кей Войчемир! Потом Кей Сварг взрослым стал, уважать стал, огрский язык учить стал. Пыталась я Кей Сварга любить, ведь жена я ему! В делах помогала, советы он мои слушать часто. Ценил он меня, золото дарил, в меха одевал, но не любил. А теперь, сам видишь, брат мой старший! Обними, холодно мне…

Войча подчинился, думая, что одно хорошо: не завел он жены, дабы сейчас еще и об этом голову сушить. Помогла Матушка Сва, выручила! Но ведь не женился он отчего? Дядя отговаривал! Мол, рано тебе, Войча, да и не альбирово дело жену тешить. А выходит, не хотел Светлый Кей Мезанмир, чтобы у Жихославова сына свои детки пошли. Вот ведь карань!

— Спасибо, брат мой старший! — Челеди отстранилась, голос ее окреп. — Послушал ты бабу глупую, теперь Кейну послушай. Права я быть, Кей Войчемир! К Хэйкану нам ехать надо.

Войча попытался вставить слово, но Челеди мотнула головой:

— Слушай, Кей Войчемир! Не простит тебя брат твой, Кей Улад. И не от злобы — от страха, Кей Сварг говорил, что не знает Улад про отца твоего, Жихослава — Светлого Кея. Не знает, да узнает. И не сам убьет — другие помогут. Кею стоит захотеть, смерть сама прилетит!

Спорить было не с чем. Сварг не приказывал— но смерть прилетала к сыновьям Мезанмира…

— И воевать сейчас нельзя, брат мой старший. Кей Сварг говорил: зимой сполот — не воин. Чем войско кормить? Чем коней кормить? Но не это главное быть…

Теперь Челеди говорила иначе — спокойно, рассудительно, и Войче подумалось, что у брата была хорошая помощница.

— Рацимира боялись, Валадара — не любили. Улада — не знают. Молодой он быть, его за это любят — пока. Верят, что Кей Мезанмир ему Венец отдать хотел. Подождать должно, Кей Войчемир. Увидят сполоты, каков Кей Улад быть. О тебе узнают. До весны дожить надо — мне и тебе, брат мой старший. А кроме как к ограм, ехать некуда. Не защитят тебя сиверы. А у сполотов с ограми договор крепкий — законного владыку защищать, мятежников давить. Ты — законный, брат мой, Хэйкан Великий, знает. Не выдаст он тебя, а надо если — поддержит. Да и я, баба глупая, тебе пригожусь…

Войча вздохнул — правда. Не хотел он войны, но и умирать не тянуло. Значит, к ограм? На чужбину?

— И ехать сейчас надобно, Кей Войчемир.

Утром дедичи в Бряшеве о тебе вспоминать станут. Да и войско Кея Улада спешит, коней не жалеет. А что дальше — с братом моим поговорим, увидим…

Войчемир кивнул, уже убежденный, и тут заметил маленькие яркие блестки, кружившиеся в свете костра.

— Снег! — почему-то удивился он. — Никак и зима уже?

Хэйкана Войча увидел не скоро — только через два месяца. Сначала они убегали глухими лесными дорогами к Денору, искали переправу, а потом долго ехали заснеженным пустым лесом на восход. В местах этих и не жил никто, кроме леших да чу-гастров. От голода спасали луки и острый глаз, а вот кони едва не падали, с трудом находя под неглубоким снегом старую траву.

Кметы, много лет ходившие в походы, да и сам Войча, помнивший Ольмин, не жаловались на дорогу. Она и не была особо тяжелой, разве что холод донимал, да смущало отсутствие хлеба. Войчемир беспокоился о Челеди, но Кейна, отказавшись от носилок, ехала верхом на лохматом огрском коне, не отставая от Войчемира ни на шаг. Вместе с другими Челеди ездила на охоту, и ее стрелы никогда не пропадали впустую. Войча, и без того уважавший невестку, теперь стал уважать ее еще больше. Прямо альбирша, давняя Воительница, про которых Ужик вспоминал! Если что и тревожило Кейну, виду она не показывала — была спокойна, даже весела, а вечерами у костра рассказывала долгие истории про степь, про призрачных всадников Кея-Царя, появляющихся ночами из морозного тумана, про давних вождей, спящих вечным сном под высокими курганами, и про отважных огрских альбиров, защищавших родные вежи от вековечных врагов — жестоких и коварных сполотов. Войча поражался. Оказывается, у огров свои герои, свои храбрецы, и воюют они не за добычу, не за серебро да золото, а вроде как за правое дело. А когда Челеди спела грустную огрскую песню про девушку, попавшую в сполотскую неволю, Войчемир только вздохнул. Сколько таких песен спето про вентских да андских девушек, угнанных злыми ограми! Выходило что-то странное, и Войча каждый раз радовался, что покойный дядя договорился с хэйканом о мире. Еще недавно он жалел, что не досталось на его, Войчину, долю славных подвигов. Получалось, не подвиги Кеевы альбиры совершали, а жгли вежи, рубили стариков да детишек, угоняли в полон сестер да дочерей. Войчемир даже подумал, что и есь белоглазая такие же песни поет, своих героев славит, но тут же подобные мысли прогнал. Огры — понятно: степняки, альбиры, лихие конники. А есь — она и есть есь — пугала болотные, хуже лешаков. Какие у них герои? Срам один!

Мапы не было, но один из сотников, служивший много лет в этих местах, обещал, что выведет отряд в огрские степи еще до больших морозов.

Через неделю, перейдя по свежему еще льду речку, названия которой никто не знал, повернули на полдень. Вскоре лес кончился, в лицо ударил колодный ветер со снегом — степь. Бескрайняя огрская степь, куда Войчемир когда-то мечтал попасть, чтобы совершать альбировы подвиги. Но сейчас здесь было пусто, и довелось ехать еще три дня, прежде чем их встретил первый огрский разъезд. Дело чуть не дошло до боя, но потом все-таки объяснились, и огрский сотник отвел беглецов в одну из веж, где зимовало небольшое огрское племя. Там отдохнули, подкормили коней и ждали еще две недели, прежде чем гонец доставил повеление хэйкана. Войчемира звали к Белому Шатру, который этой зимой был разбит у слияния Итля и Самы.