Гарри Тертлдав - Владыка Севера

— Соизволил услышать тебя? — Брови Маврикса взлетели чуть ли не к линии, отделявшей его лоб от волос. Будь он человеком, миловидные черты его лица можно было бы назвать на редкость подвижными. Но он не был человеком, несмотря на то, что подрагивающие уста, похожие на бутон розы, вполне могли вызвать в каком-либо любителе мальчиков сладострастную дрожь. Впрочем, глаза бога — черным-черные и неприятно бездонные — дышали внушающим ужас могуществом и словно бы предупреждали, что ни о чем этаком простому смертному нечего и помышлять. — Соизволил услышать тебя? — повторил он. — Ты ведь изо всех сил старался оглушить меня, не так ли?

— Я бы не осмелился побеспокоить тебя, если бы не находился в весьма затруднительном положении, — ответил Джерин.

Это было абсолютной правдой, ибо, даже произнося эти слова, он опасался, что, возможно, найденное им средство спасения обернется для него более тяжкими последствиями, чем нашествие гради.

— А почему меня хоть на винную ягоду должны волновать твои неприятности, принц Севера? — В устах Маврикса титул Лиса звучал ядовито-приторно. — Почему бы мне не возрадоваться им, а?

— Во-первых, потому, что не я им причиной, — ответил Джерин. — А во-вторых, потому что те боги, которые явились их причиной, теперь намереваются превратить северные земли в холодный мрачный край, где почти ничему не дано будет вырасти и где на многие месяцы все погрязнет во льдах, снежных заносах и сырости. — Осознав, что случайно сказал последнюю фразу в рифму, Лис пожалел, что размер двустишия подгулял. Маврикс ценил все искусное.

— Это звучит… неприятно, — признал ситонийский бог. — Но спрашиваю тебя еще раз: какое мне до всего этого дело? Ваши варварские северные земли едва ли можно отнести к интересующим меня территориям, знаешь ли. Вы, элабонцы, не самый лучший народ. — Бахрома на тунике из кожи молодого оленя затрепетала, когда бог передернулся, демонстрируя, что он думает об элабонцах. — А лесные разбойники, которые нынче заполонили эти края, — еще хуже. Если со всеми вами случится нечто жуткое, что с того?

— Гради гораздо хуже, как и их боги, — упрямо продолжал Джерин. — Ты можешь быть не самого высокого мнения о Даяусе, а уж что ты думаешь о Таранисе, Тевтатесе и Есусе, я вообще понятия не имею, но у тебя свое место, а у них — свое. Ты не пытаешься потеснить их, а они — тебя.

Он не стал упоминать Бейверса, который в некотором смысле был весьма близок к Мавриксу, что заставляло их скорее соперничать, чем дополнять друг друга. И уж тем более он не упомянул Байтона. Ведь именно в результате ссоры того с Мавриксом чудовища, наводнившие северные земли, были загнаны обратно в свои мрачные подземелья. Если ситонийский бог задет этой ссорой, он еще напомнит о ней Джерину сам. Если же нет, то напоминать ему о ней не стоит.

Маврикс фыркнул.

— Я никогда не сталкивался с богами гради, как и они со мной, впрочем. Насколько я знаю, вы, люди, можете лгать, исходя из своих мелких резонов. Люди… да, они таковы. — Он снова фыркнул с утонченным презрением.

Но не выказав при этом большого ума. Не доверяя резонам Джерина, он даже не заметил в них цепи логических ошибок и упущений. При достаточной хитрости, разворотливости и везучести им, пожалуй, можно и управлять… как едва выезженной лошадкой. Никогда нельзя быть уверенным, что она пойдет в нужном тебе направлении, но если дать ей понять, что остальные пути еще хуже, то у тебя появится шанс.

Однако Маврикс не был лошадью, он был богом и обладал соответствующими способностями и силой. А потому Джерин сказал:

— Если ты сомневаешься в моих словах, загляни в мое сознание и сам увидишь, как проходили мои встречи с гради и Волдар. Обладая божественной мудростью, ты поймешь, лгу я или нет.

— Я не нуждаюсь в твоем позволении, человечишка. Я могу сделать это в любой момент, когда захочу, — ответил Маврикс. Через минуту он добавил: — Но благодаря этому предложению с твоей стороны я теперь думаю о тебе лучше… чуточку лучше.

И тут внезапно внутренний мир Джерина словно бы вывернули наизнанку. Возникло ощущение, что это не Маврикс вошел в его сознание, а скорее его сознание вдруг превратилось в маленькую частичку божественного разума. Он ожидал, что Маврикс начнет выхватывать из него нужные ему факты, как человек, выдвигающий ящики шкафа. Но вместо этого мощь божественного интеллекта попросту пронеслась через Лиса, словно он был воздухом, а Маврикс — дождем. Поиск оказался гораздо более быстрым, тщательным и ужасающим, чем он ожидал.

Когда Маврикс вновь заговорил, все происходило так, словно Лис не слушает, а как бы является чем-то единым с мыслями бога, вернее, их эхом, отдающимся в нем.

— Ты говоришь правду, да. Эти гради и впрямь мерзкие и злые люди, а те, кому они поклоняются, мерзкие и злые божества. То, что они заполонили свои родные места, уже достаточно плохо, но то, что они пытаются захватить этот относительно умеренный и терпимый край — совершенно недопустимо. А раз это недопустимо, то и нельзя этого допускать. Я начинаю.

И Маврикс отправился в путешествие по плоскости, где обитали боги. Та как-то сопрягалась с миром людей, урожаев и климатических перемен, но в действительности не являлась его частью. Маврикс не вернул сознание Лиса на место (если, конечно, так можно выразиться), поэтому тот волей-неволей отправился в это странствие вместе с ним.

Джерин точно не знал, насколько можно доверять собственным ощущениям. Глаза, уши и кожа его не были созданы для того, чтобы реагировать на проявления божественной сути. Кроме того, он их и не имел, а походил скорее на блошиный укус или, в лучшем случае, на бородавку на духе Маврикса. Неужели бог действительно движется сквозь океан вина? Или он вступает в интимную связь посредством?.. Если так, то тогда как же Фулда или подобные ей могут надеяться привлечь хотя бы крошечную частичку его внимания? Даже от туманного и неполного осознания того, что может вот-вот произойти, Джерин пришел в совершенно невероятное возбуждение.

Затем путешествие стало более сложным. (А не напряженным, подумалось Джерину. В тот момент он даже не мог вообразить нечто более напряженное, чем…) Он чувствовал, что Маврикс удивлен, раздражение и неудовольствие бога вина словно сделались его собственными. Они, собственно, таковыми и были… и даже более чем.

Маврикс раздраженно и отрывисто произнес:

— Мне не следовало позволять тебе вовлекать меня в столь неприятное дело.

Ситонийский бог плохо переносил любой дискомфорт, поскольку тот являлся отрицанием всего, за что он ратовал. Маленький ментальный пузырек внутри сознания Маврикса, который все еще принадлежал Джерину, изо всех сил сдерживал смех. Его хихиканье, несомненно, разозлило бы бога. Но ирония ситуации заключалась в том, что он-то, Лис, как раз и надеялся вовлечь Маврикса в это неприятное дело. Если же Маврикс решит изменить свой метафизический путь, ему придется столкнуться с еще большими неприятностями… не так ли?