Алекс Готт - Белый Дозор

— Очнись, девочка. Такой ты мне больше нравишься. Допей до конца.

Она открыла глаза. В ее взгляде горела неистовая жажда насыщения. Она залпом допила оставшееся в бокале и хриплым голосом отчетливо произнесла:

— Я. Хочу. Еще.

Невзор сделал широкий жест, обводя зал рукой и указывая на танцпол, на сидящих за столиками людей.

— Смотри сколько их. Начинай с любого.

Карина молча встала, сделала несколько шагов. Мимо нее со скучающим видом проходила какая-то девушка, и Карина молча набросилась не нее, повалила, вцепилась зубами в локтевой изгиб. Вмиг прокусила кожу, перегрызла крупную вену и стала высасывать кровь. Она проделывала всё это, несмотря на вопли жертвы.

Но ничто, казалось, уже не могло произвести особенное впечатление на пресыщенных посетителей клуба. Кто-то подумал «лесбиянки», кто-то смотрел со скучающим видом, считая, что это, должно быть, какое-то ролевое представление под названием «Ночь вампира» или что-то в этом роде. Жертва Карины между тем осталась лежать на полу, не подавая признаков жизни, но продлилось это недолго. В то время как Карина уже вгрызалась в шею какого-то парня, незадолго до этого проглотившего кусок бумажки, пропитанной ЛСД, девушка поднялась с пола и также принялась за дело. Она лихо, так, словно была профессиональной спортсменкой, взяла высоту барной стойки, перепрыгнув через нее с большим запасом, и скрылась за ней вместе с удивленным барменом. Парень, находившийся под воздействием ЛСД, подбадривал Карину: «Соси, соси сильней! Высоси из меня всё дерьмо, сестренка». А «обслужившая» бармена девушка занялась какой-то высокой брюнеткой, оказавшейся транссексуалом…

Невзор наблюдал за всем происходящим с равнодушием, достойным глыбы мрамора, но вдруг лицо его просияло:

— Ну, конечно! Нет предела совершенству! Что же я раньше-то? — Он внезапно сделался очень мрачен и, с раздражением наблюдая за творящейся в клубе вакханалией, охваченный несвойственной ему неподдельной скорбью вздохнул. — Мара, черная моя мать, зачем забрала ты от меня к себе душу единственного моего брата? Один я, всё время один, проклятое тысячелетнее, бесконечное одиночество…

Музыка в клубе сама собой стихла, ибо диджей, стоящий за пультом, превратился в верткого упыря и перестал следить за своей техникой, из колонок слышалось громкое шипение. Задумчивый и печальный Невзор решил, что устроенная им сцена кровавой бани достойна лучшего, чем бешеный клубный балаган. Что-то щелкнуло, переключилось, и послышалась из колонок грустная песня:

Под последние печальные аккорды Невзор ушел из клуба под руку с Кариной. Под их подошвами хлюпала кровь и хрустели осколки битого оконного стекла. Ночь упырей только начиналась…

На ночь ворота Ваганьковского кладбища надежно закрывались. По территории кладбища носились свирепые бродячие собаки, готовые порвать любого чужака со стороны (именно чужака, потому что служащих кладбища собаки почитали за своих и не трогали). Охрана кладбища, испытывавшего в последние дни похоронный аншлаг (несмотря на отсутствие больших возможностей по новым захоронениям), несколько нетрезвых мужичков, ближе к полночи набились в бытовку и устроили примитивный карточный турнир. В покер и преферанс играют люди с высшим образованием, а кладбищенские сторожа режутся в то, что попроще, например, в буру.

— Молодка! — гаркнул расхристанный и краснорожий хранитель могил Борщенков и шваркнул своими картами об изрезанную столешницу, всю покрытую ожогами от притушенных сигарет.

— Бывает, — философски произнес умудренный и бывалый, седоусый Иваныч, которого все звали именно так, по отчеству, а не по имени и, поверх «молодки» Борщенкова, положил свои карты. — Бура, — произнес он со скромным пролетарским достоинством, но тут со стороны ворот послышался ужасный грохот, удачливый в картах Иваныч вскочил, подбежал к двери, рывком распахнул ее и заорал:

— Батюшки святы! Да это что ж такое делается-то?! Мужики, да вы только посмотрите!

За секунду до этих возмущенных словоизлияний тяжелый бронированный внедорожник Глинкина протаранил входные ворота Ваганьковского кладбища, начисто снеся их. Ворота отлетели и приземлились на могиле какого-то криминального авторитета, похороненного в свое время с небывалыми почестями. При падении ворота сильно повредили ангелочка, работы удивляющего всех своим творчеством скульптора-террориста, чьи уродливые изваяния наводнили Москву, окончательно превратив ее в Вавилон, в котором люди не только говорили на множестве языков, не понимая друг друга, но и скульптурой были вынуждены любоваться зачастую совершенно невообразимой, словно была Москва тренировочной площадкой для слаботалантливых школяров художественного училища имени товарища Вельзевула.

Итак, ворота улетели чёрт знает куда, и ничуть не поврежденный бронированный автомобиль въехал на территорию кладбища и замер посреди центральной площади. Невзор восседал на заднем диване, в ногах его копошилось существо из ночного клуба, бывшее совсем еще недавно Кариной, а ныне прихотью колдуна ставшее кровососущей упырицей, застрявшей между жизнью и смертью навечно, также, как, впрочем, и сам Невзор…

…Он никогда никому не открывал истинную тайну своего происхождения. Он существовал на Земле так долго, что сам давно уже потерял счет времени. Вместе с изначальными придя в мир людей из мира атлантов, он уже задолго до этого преодолел гложущую всякого упыря жажду чужой жизни, растворенной в крови и выделениях людских похотей. Таким же упырем, но более низменным, зависимым от людской крови, был когда-то, на заре этого мира, и брат Невзора: гордый Ратмир — Черный Воин, наводящий ужас на своих врагов, расправляясь с пленными традиционным для всякого упыря способом. По недосмотру Невзора, брата его, воплощенного в теле фараона Египетского, извели искусной магией жрецы Черной Богини Маат (так называли они Мару), и Ратмир навсегда ушел за Смородину-реку, ибо души упырей, источенные многолетней ненавистью ко всему живому, никогда не возвращаются в Явь, навечно оставаясь в Навьем мире, среди голых холодных скал, под черно-багровым небосводом…

Завидя бегущих к автомобилю охранников, Невзор потрепал Карину по шее.

— Ну что, кошечка, ты всё еще голодна? А то есть для тебя маленькая пожива: несколько стражей могил. Хотя, пожалуй, — рассуждал Невзор, глядя на затылки своих черных телохранителей, — ребята засиделись без дела. Эй, ребятишки, — скомандовал он двум бойцам, один из которых выполнял роль шофера, а другой сидел рядом, пристально рассматривая приближавшуюся группу, — займитесь-ка этими чудаками, у которых их близость к трупам начисто отшибла инстинкт самосохранения. Можете даже не спешить, продлите себе удовольствие. А у нас с тобой, кошечка… — Он вновь погладил Карину, и та потерлась об его затянутое в оранжевую брючину колено, — у нас с тобой совсем другая программа на сегодня.