Руслан Мельников - Князь-волхв

Верно. Предупреждал…

— Должен был предупредить, чтобы для Арины все выглядело правдоподобно. Ей ведь предстояло проникнуть в твои мысли. Я даже давал тебе позволение зарубить ее.

Давал…

— Только ты все равно не смог бы убить Арину.

Тимофей опустил глаза. Да, он не смог.

— А ей убивать тебя было ни к чему. Ты нужен был ей живым.

— Арина убила Ермолая, княже, — заметил Тимофей. И тут же осекся. — Вернее… вернее, это я убил его. По ее воле.

Угрим молча кивнул. Понимающе, сочувствующе. Будто знал уже. Да нет, не будто — он действительно знал. Когда через Тимофея Угриму открылись помыслы и память княгини, ему стало известно все. Хотя, может быть, судьбу несчастного дружинника князь предвидел еще раньше.

— Ты специально поставил у входа в подвал именно Ермолая? — спросил Тимофей, в упор глядя на Угрима.

Князь кивнул снова, однако на этот раз отмалчиваться не стал:

— Кого-то следовало там поставить. У двери, ведущей в подвалы, всегда дежурит стража, и если бы ее не оказалось сегодня, Арина могла бы заподозрить неладное.

Угрим отвел глаза.

— Я не знал, как она поступит с Ермолаем. Мне жаль его… — Сожаление, прозвучавшее в голосе Угрима, казалось искренним. — Он был хорошим воином, хотя и не из лучших. Но, согласись, всегда предпочтительнее потерять того, кто не из лучших.

Согласиться Тимофею было трудно. Но и не согласиться с князем он не мог.

— Как сам-то ты здесь появился, княже? — Тимофей просто решил сменить тему разговора.

— Ну, это объяснить нетрудно, — ответил Угрим. — В подземелье под подвалами детинца много ходов. Некоторые выводят на поверхность вдали от Острожца. О них известно только мне, и все они надежно запечатаны.

— Твоей колдовской печатью? — уточнил Тимофей.

— Ею, — кивнул Угрим. — Я покинул дружину, с которой уехал, и воспользовался одним из этих тайных лазов, чтобы вернуться. Пробрался сюда и встретил вас. Арина не должна была ничего знать. Поэтому ничего не знал и ты. Никто об этом не знал.

Стон Бельгутая прервал их беседу. Видимо, замороженная рана начинала постепенно оттаивать, а вместе с теплом приходила боль. Степняк сидел на полу, обоими руками обхватив ногу, пронзенную колдовским лучом. Нойон раскачивался всем телом. Зубы Бельгутая были стиснуты, глаза — прикрыты, по бледному лицу катились крупные капли пота. На лбу вздулись вены, а на скулах часто-часто подергивались желваки.

— Э-э-э, а татарин-то наш совсем плох! — озабоченно протянул Угрим. — Тимофей, скажи-ка бесермену: пусть не дергается. Мне знакома волшба, под которую он попал. Попробую что-нибудь сделать…

Угрим склонился над раненым. Ханский посол недобро ощерился.

— Твой коназ-шаман, не сумевший справиться даже с голой ведьмой-шулмасой, теперь хочет добить меня, да, Тумфи? — прохрипел по-татарски Бельгутай.

Страха в глазах нойона не было. Узкие щелки на скуластом обветренном лице смотрели спокойно. Щеки горели нездоровым огнем.

— Тьфу ты, дурень! — сплюнул Тимофей. — Исцелить он тебя хочет, а не добить!

— Для чего ему меня врачевать? — искренне удивился Бельгутай. — Побратимом-анда я ему все равно не стану. Другом — тоже. И в союзники набиваться не буду.

Степняк зло покосился на Угрима, поморщился:

— Зачем мне друг, который берет принадлежащее моему хану?

«Ну вот, опять двадцать пять, крысий потрох! — мысленно выругался Тимофей. — До чего упрям этот татарин!»

— И зачем мне союзник, который не в силах удержать взятого?

Палец Угрима коснулся оттаивающей раны. Вопль, который испустил Бельгутай, не был похож ни на что, слышанное Тимофеем раньше. И уж во всяком случае, на человеческий крик он походил меньше всего. Вопль заметался от стены к стене, забился под сводами, не находя выхода из подземного зала. Тимофей содрогнулся. Когда ТАК кричат воины, привыкшие к боевым ранам и не обращающие внимания на обычную боль, становится по-настоящему страшно.

Бельгутай кричал, казалось, целую вечность. Угрим наконец убрал руку с ноги степняка. Крик оборвался. Обмякшее тело ханского посланца завалилось набок. Рана над коленом затянулась без следа. Сам Бельгутай лежал без чувств.

— Скажи, княже, исцеление ран, нанесенных колдовством, всегда столь мучительно? — ошеломленно спросил Тимофей.

— Нет, конечно, — пожал плечами Угрим. — Я мог бы все сделать, не причиняя татарину боли.

— Тогда зачем?..

Князь-волхв скривился:

— Не люблю, когда на меня так смотрят и когда обо мне так говорят.

Тимофей недоуменно взглянул на Угрима.

— Княже, ты понимаешь по-татарски?

— Я вижу, что кроется в глазах и сердце человека, — ответил Угрим. — Этого достаточно. Это лучше, чем знать язык. К тому же я собираюсь выяснить, кто тот счастливчик, который получил Кощееву десницу с Ариной в придачу. И я пока не уверен, что это нужно знать ханскому послу.

— Но разве это возможно выяснить? — изумился Тимофей. — Ведь Тропы, по которой ушла княгиня, больше нет.

— Тропы нет. Но я вижу в твоей руке волосы Арины. — Взгляд Угрима впился в левый кулак Тимофея.

Тимофей опустил глаза. Да, на его пальцы все еще были намотаны волосы, выдранные из головы княгини. Волос было много. Но…

— Но при чем тут они, княже?

— Даже одежда Арины несла на себе ее чары. — Угрим кивком указал на две кучки пепла, оставшиеся от сорочки и плаща гречанки.

Платье княгини сгорело дотла. Как не горит обычная ткань в обычном огне. Тимофей вспомнил пылающие одеяния, атаковавшие князя. Да уж, одежда несла — тут не поспоришь. Такие чары она на себе несла!..

— Волосы же чародейки, — продолжал Угрим, — есть часть ее самой и ее силы. Потому-то опытные колдуньи никогда не стригутся. Даже будучи отрезанными, волосы ворожеи долгое время сохраняют магическую связь со своей хозяйкой. Эта связь может быть использована, чтобы навредить чародейке или проследить за ней. В данный момент меня больше интересует второе. Я надеюсь, волосы Арины помогут нам что-нибудь выяснить. Дай их мне.

Тимофей послушно протянул князю ладонь. Угрим тщательно собрал с нее все до последней волосинки.

— Чем больше волос, тем выше шансы на успех, — объяснил князь-волхв. Усмехнулся: — А ты, Тимофей, молодец, хваткий парень. Почитай, полскальпа гречанке выдрал! Думаю, этого нам хватит.

Потом улыбка сошла с губ Угрима. Лицо князя посерьезнело.

— Теперь слушай внимательно. Сейчас я попробую открыть Окно…

— Окно? — Тимофей растерянно огляделся вокруг. Окно в подземелье — это по меньшей мере странно.

— Окно! — раздраженно, с нажимом повторил Угрим, и Тимофей понял: речь идет не о простом окошке. О волховском. — Через это Окно нельзя пройти, но можно наблюдать. Оно свяжет волосы Арины с ней самой. Не думаю, что нам позволят смотреть в него долго. Поэтому мне нужна твоя помощь. Четыре глаза всегда видят больше, чем два. Так что смотри и запоминай.