Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
Ага, выбрала. Меня мутило от одного их вида, но я указала на ближайшего гнедого, не очень крупного, поджарого… и тело несчастного, которое приделали к лошадиной туше, тоже было поджарым и мускулистым… молодого мужчины…
И на меня вдруг накатила ледяная ярость вместе с жалостью до острой боли. Это ведь хорошо, если не из живых людей! А Ричард рассказывал о своём приятеле в госпитале! Твари. Зря я их зову гнидами. Гниды противные, но сравнительно безопасные…
А пообщаешься с этими тварями — покажется, что гниды на их фоне ещё и симпатичные.
— Этого, — приказала я.
Индар, наблюдавший за нами, скорчил скептическую мину, но вот уж на его скепсис мне точно было плевать. Мы с драконом просто подошли и положили на тварь седло.
Демон, похоже, сильно удивился. Содрогнулся спиной — не как живая лошадь, а как-то странно, будто судорога по нему прошла.
— Ты, тихо! — рыкнула я. — Во имя Хаэлы!
И тварь утихомирилась, только подёргивалась, будто осы её жалили. Ландеон затянул подпругу, подёргал седло — вроде, всё в порядке — и сказал с брезгливой усмешкой:
— А узду на шею привяжем?
— Да, — сказала я тут же. — Некуда же больше.
Тварь, похоже, поняла и начала нервно бить копытом — но движение снова было какое-то не лошадиное. Будто брыкается стол или диван. Неестественное.
— Ну и мерзость! — вырвалось у Ландеона.
Он даже сплюнул под ноги от сильных чувств.
— Зато они быстрые и сильные, — сказала я. — Ничего, так они лучше поймут, гады, кто ими командует.
— Удивительно, — поражённо протянул Индар. — Вы, Карла… будто вообще не понимаете, что такое безопасность и правила приличия…
И усмешечка у него была такая… то ли сочувственная, то ли брезгливая.
— Гнидам слова не давали, — фыркнула я. — Вот бы мне ещё на войне думать о приличиях!
— Это дух, что ли? — хохотнул дракон. — Ишь… поборник нравственности!
Мы накинули на шею твари петлю — и получилась вполне уздечка… не считая общей отвратности и безумия всей конструкции.
Тяпка наблюдала, глухо ворча. Тянуть её в седло у меня не хватило жестокости. Немного пробежит за нами, решила я и сказала дракону:
— Нормально всё. Стремя подержи.
Он помог мне сесть в седло. Честно говоря, я не ожидала, что прикасаться к твари будет настолько мерзко! Это было намного, намного мерзостнее, чем если бы я оседлала просто поднятую лошадь. В твари не чувствовалось никаких следов того, что Гунтар называл «остатками памяти», это было просто тупое холодное мясо, но гораздо ужаснее, что внутри, под слоем дохлятины, я ощущала пульсацию и дрожь, противоестественное подобие жизни.
И ещё что-то предельно странное я почувствовала. Что-то, вызывающее в душе острую боль и тоску, — и Дар полыхнул так, что загорелись щёки и согрелись ладони.
— Ты что? — спросил Ландеон.
Я только рукой махнула. Мне показалось, что надо прислушаться и ещё прислушаться, я напряглась, Дар бушевал во мне, как внутри вулкана, — и вдруг!
Я не услышала. Я увидела.
Мне померещились измождённые голые люди в тёмном помещении, освещённом только сполохами красного огня. Как кочегары в котельном отделении парохода, мелькнуло в памяти — и тут же моё воображение дорисовало у них в руках лопаты, которыми они швыряли уголь в громадную пылающую жадную пасть.
Не в топку.
В пылающую пасть.
Я поняла так ясно, будто они звали меня — и наконец им удалось до меня докричаться.
В моём видении меня от них отделяла решётка. Без всяких знаков, без магической защиты — простая решётка из довольно-таки тонких металлических прутьев. И я явственно представила себе, как трясу эту решётку и стучу по ней кулаками. И кочегары — прости мне Боже, несчастные души внутри гадины! — они, кажется, услышали меня!
В этот самый момент я и поняла, что делал Ричард — и что довольно жалким образом пытались делать мы с преподобным Грейдом! И вот именно в этот момент-то я и ощущала невероятную силищу! Только это была не сила ада! Это была сила людей, человеческих душ, которые рвались на свободу, — и вместе с ними, поднажав, мы выбили эту решётку!
И вот тут началось красивое! Настолько красивое, что я просто насладилась совершенно фантастической смесью облегчения со злорадством. Весь табун гадин дёргался и корчился, несколько тварей катались по траве, другие мотали своими дырами-воронками, заменяющими головы, — и я поняла!
Демоны-стражи пытаются сбежать! Они сами пытаются сбежать, вернуться к себе в ад, где хорошо! Но мы их держим внутри этой дохлятины, мы их не выпускаем! Золотые мои, драгоценные мои парни, бедные души перелесцев и прибережцев вперемешку, в тот момент, когда мы ломали решётку, побывали внутри моей головы, я думаю. И тоже поняли.
Зато Индар не понимал. Вид у него был совершенно идиотский. Он единственным глазом, чуть не выскакивающим из орбиты, смотрел, как беснуются его малые стражи, и не мог взять в толк, бедняжечка, что это за мухи их покусали!
А я натягивала поводья — и внутренним зрением видела, как милые мои солдаты разбираются в рычагах этих поганых машин, как берут гадин под контроль, словно трофейные корабли! То мне казалось, что они продели канат в ноздри громадного уродливого гада, то — что привязали его рогами к рычагам странного механизма… но всё это было лишь моё собственное воображение. Я просто не могла представить себе, что на самом деле происходит внутри этих туш, — но видела, что злая борьба.
Ну, штук шесть мы потеряли. Дохлые твари рухнули на землю и почти тут же потекли, будто удравшие демоны перестали контролировать распад. Сами демоны, я думаю, просочились в ад самым аккуратным и незаметным образом, чтобы меня не раздражать. Ребят из их «экипажей», ушедших в небеса, мы проводили самой тёплой молитвой. Я, кажется, и вслух молилась, кое-что добавив от себя — просто для точности.
Один пытался брыкаться всерьёз, даже пару раз дохнул огнём — но мы быстренько подровняли ему рога! Я была раскрыта настежь, намекнула душам, что они могут брать, сколько захотят, так они и брали. Но во мне не слабел огонь. По-моему, он приходил откуда-то извне. Может, Бог дал? Я бы не стала исключать.
И общими силами мы основательно привели их в чувство. Я очнулась в слезах — кажется, в радостных слезах — и увидела, что уцелевшие твари стоят в эскадронном строю, уже вполне готовые к маршу. А мой протянул мне холодную вялую руку — и я пожала, потому что у его «экипажа» просто не было другого способа дать знать, что гад
