Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Елена Владимировна Кисель
— Можешь, — ответил я, натягивая рубашку. — Мы принимали её вместе.
Кажется, Лортен протрезвел хотя бы до такого уровня, чтобы ответить мне на вопрос, где это Мел.
— О, она отправилась по следам этой лютой, бесчинствующей твари! И отказалась взять меня с собой, пф, как измельчала аристократия. Она даже была уверена в том, что я не сумею передать тебе записку!
Записку Лортен мужественно выудил из кармана через четверть часа поиска и причитаний «Ну, я же не мог ее тоже проиграть? Или мог?!» Всего-то пара строк, набросанных острым, торопливым почерком: «Пройду по следу, гляну места, где часто бывает. Взяла коня. Расспроси в округе. Следи, чтобы Бабник не просадил в кости питомник и не сдох с перепоя».
— Предстоят подвиги? — осведомился Лортен.
— Эпические, — ответил я, тупо глядя на последнюю строчку.
У южан Вейгорда все разговоры с чужаками строятся по схеме «обкормить — споить — расспросить — рассказать тебе всю свою жизнь и жизнь своих родственников — пригласить в гости к себе или к своим родственникам — наконец-то вспомнить о деле, хотя кому оно уже надо?» Так что я старался подловить рабочих во время сбора урожая, а то и разыскать тех, кому успела напакостить бешеная свиночка. Местные работнички розыскным работам сопротивлялись стойко: брали в плотное окружение, тут же организовывали застолье на ближайшей поляне и кидались поднимать тосты. Маневры по спасению своей печени встречались дружными обидами и «Да ты нас что, не уважаешь?!»
Что мне придётся смотаться к Аманде за второй сумкой «Трезвости» — я понял примерно к полудню.
Лортен мешал. Он вступал в разговоры, читал стихи собирательницам винограда, строил глазки каждому столбу и очень возмущался, что мы не идём по кабакам.
— Моё потомственное чутьё истинного аристократа позволяет заключить, что именно там мы можем приобрести самые лучшие сорта… и-э-э, новостей. И вообще, мне говорили, что в «Богатой лозе» ещё и отличная кухня — если, конечно, ты берёшь хотя бы две бутылки…
Осеннее солнышко разошлось и припекало, Мел не появлялась, с новостями не везло. По всему выходило, что папаша-Вельект уже и так сообщил всё, что нужно было, разве что со временем ошибся: яприль мелькал там и сям ещё с луны Глубинницы, но появлялся на дальних виноградных плантациях и никому особенно не вредил.
— Ой, кабы злобный был бы — так он бы нам тут от плантации кустика не оставил, — тараторила одна из местных собирательниц винограда. — Вы кушайте, кушайте, вот, с чесночком и перчиком… Лет двадцать назад, помню, у Миллтарских гор в лесу охотнички яприлей гоняли, ну и погнали в нашу сторону, да и поранили, ухх, сохрани нас Целительница Тарра!
— Ой, ой, ой, сохрани нас Целительница, — дружно вторил разновозрастной хор дочерей почтенной собирательницы. Мужчины стояли тут же, пожевывая листья табачка да посасывая винишко.
— Так, стало быть, этот пораненный яприль да и вырвался на плантации господина Вельекта, ну, то есть отца ещё предыдущего хозяина… Ой, ой, что было, сохрани нас Мечник и Даритель Огня!
— Ой-ой, Мечник и Даритель Огня, сохрани нас!
Лортен вовсю разливался чуть в стороночке перед молодёжью. Лепёшки с чесноком, сыром и оливками были дивно хороши, как и молодое винцо. Казалось, можно пару веков вот так сидеть под неопасным осенним солнцем, посреди одуряющих ароматов виноградников. Неспешно закусывать и вслушиваться, как необъятная Айка повествует о раненом яприле, который рвал десятилетние лозы, будто паутинку.
— Ой, топтал! Ой, рвал! Мы все — по сторонам, прятаться значит… кто в канаву, а кто куда, а он, значит, летает и топчет, а визжит страшно-то как. О-ой, сохрани нас Стрелок!
— Сохрани Стрелок, о-о-ой….
— Как же вы от него избавились?
— Да папаша нынешнего Вельекта его завалил, — сплюнул один из стариков. — Вот такой мужик был, не хуже сынка. Стрелок отменный. Прискакал, сталбыть, на коне, и арбалет при нём. Конь и тот испугался, а Вельект старый — ничего. Я сам издалека видал: зверюга эта на него летит, а он стоит, да! Р-раз — и стрелу в глаз ей! Отскочил — и р-раз! — во второй глаз. Славный охотник был, Вельект… С самим Мэйсом Трогири на добычу ходили, пока Трогири виверний не поломал.
— Вы кушать-то кушайте, — подпихнула Айка поближе перцы, фаршированные мясом. — Так я и говорю, значит: не такая эта зверюга. Не бешеная она вовсе, я еще от старого Вельекта слыхала, что яприли — их в бешенстве и не остановить вовсе. Ох-х, упаси нас Перекрестница.
— Ох-х, упаси, — с готовностью поддержал женский хор.
Меня пока что судьба оберегала от встречи с бешеными или ранеными яприлями. Но при питомнике я уже успел нахвататься. Так что закинул в рот ещё малость вяленой козлятины (от перца и специй огнем горит) и подтвердил под общими взглядами:
— Да, так и есть. В бешенстве у яприлей удесятеряются силы — вроде, как у алапардов, только у алапардов скорость, а у этих… вроде как пробивная сила, что ли. Несутся напрямик и крушат. Ну, и когда мы столкнулись прошлой ночью с этим вашим гостем…
— Ох-ох, упаси нас Девятеро! Вина вот выпейте!
— …да, так вот, я как-то не заметил, чтобы он, скажем, разнёс нашу телегу по кусочкам. Не то чтобы я жаловался…
Вокруг зашуршали смешки, а я приналег на оливки и выдал:
— …но он, вроде как, просто поздороваться с нами хотел.
— Ну, у нас-то тоже так, — почесывая подбородок, признался один из собирателей. — Вроде как… бегает, хрюкает. Одно что лозы мнёт.
— Ты уж за себя говори, Лой! Возниц-то он перепугал, а? На закате-то как выскочил из кустов, говорят, бочки раскатил, потоптал, сами-то парни ни живые ни мертвые в кусты… а лошади как испугались… Злой, говорят, был, дико.
— Однако ж убежал!
— Да, а если б их увидел — може, и не убежал бы! Потоптал бы за милую…
— Л-лайл! Ты не мог бы… ко мне присоединиться? — это долетело из кустиков, в которые минутой раньше направился директор питомника. И прозвучало… ну, в духе дня. И в духе Лортена.
Пришлось со стоном встать, протопать добрых полсотни ярдов и впереться в те же самые заросли с закономерным:
— Боженьки, ну что ещё? Ты потерял штаны вместе с честью и достоинством? Не можешь высчитать нужный напор по отношению к силе ветра?
— Мне нужно, чтобы ты одолжил мне пару серебряных монет, — полупьяненьким
