Война (СИ) - Дильдина Светлана

— Тебе будет легче, если я уйду? Но тогда ведь начнешь метаться, гадать, не затеял ли я какую-нибудь очередную гадость бедным людям, — засмеялся гость.

Вот и весь толк от прямых вопросов.

— А ведь пока меня любили, вам жилось хорошо, — сказал Энори неожиданно резко, будто колючий ветер ворвался в приоткрытое окно, совсем распахнув ставни.

— Это не так даже со мной. Что говорить о тех, кто, по несчастью, был близок перешедшим тебе дорогу…

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Уж я-то знаю лучше других. Но я не удивлена — так многие поступают, тут ты совсем человек. И с женщинами… пока они угождают, ими довольны.

— Если бы ты в свое время не полезла, куда не надо…

— …ты бы здесь не сидел, верно? Покорив очередную красотку, можно заняться следующей…

— Не ревнуй, мне не интересны такие победы. И то, чего обычно хотят от красоток. Пусть я и совсем не то же, что трава, вода, ветер, у меня больше общего с ними, чем с людьми.

Лайэнэ коротко вздохнула, самую малость чувствуя себя в очередной раз обманутой: не поняла, не догадалась.

— Просто представь, что я — волна или ветер, или огонь. Вода так же обнимет твое тело. Огонь так же не оставит тебя равнодушной. Но им… нет дела до страстей человеческих.

— Если огонь охватит все существо, человек погибнет, — тихо сказала хозяйка дома.

Энори только плечами пожал.

— Сжигаете себя вы, без нашей помощи. За этим порой интересно смотреть. Нам бы такое в голову не пришло.

— Нам? Ты знаешь много себе подобных?

— Иногда я встречал их следы. Давние… Но свежих мне и не надо.

— Других таких сейчас в провинции нет?

— Таких — нет, — он рассмеялся, откидывая со лба упавшие волосы. — Но, как бы сказали вы, есть мои братья и сестры… ищите. Если вам мало войны.

Лайэнэ слушала, и картины возникали в ее голове: недобрая, пульсирующая сила, похожая на звезду, чужая всему, болезненное порождение мира. Через этот злой сгусток проходил дождь, сквозил ветер, травы стонали испуганно, но росли там, где он был — а черная звезда то замирала, то принималась двигаться, и непонятно, по каким законам она избирала путь.

А ему… казалось, он испытывает потребность говорить, все равно что. У молодой женщины мелькнула мысль — вот разоткровенничается сейчас, а потом решит не оставить свидетеля этой словоохотливости. Немного передвинула стул, чтобы сидеть возле стола. Нашарила ручку ящичка в столе, отодвинула его слегка, вытащила длинную острую шпильку. Не его, упаси Небо — она и не успеет, да и не сможет. Себя, если поймет, что вот он, конец.

— Я вижу, — сказал он, глядя не на хозяйку — на незажженную лампу.

— Я все думала — ведь такие, как ты, должны бояться огня, — сказала Лайэнэ, шпильку не убирая. Знает? Пусть!

— Вот уж чушь несусветная! — от возмущения он даже вскинулся. — Зажги огонь ночью в горах или степи — и тори-ай или мстительный призрак не тронет тебя, но кто-то из нас может придти, привлеченный пламенем. Мы не умеем только разводить огонь, он умирает у нас в руках.

Голос неожиданно дрогнул; кажется, еще немного, и сорвался бы, но прозвучал только короткий смешок, совсем неестественный. Что она там гадала, может ли такое случиться, что ее страшному гостю не по себе?

Не по себе — это мягко сказано, он был как натянутая струна, впервые видела его таким. Жизнь бы поставила в споре, что нет, не играет сейчас. Будь кто другой, постаралась бы доискаться до причин, успокоить. Но за ним только с недоумением наблюдала.

У него-то нет человеческих страстей? Ну, как понимать…

Доводилось по-разному — и готова была вцепиться ему в лицо в том летнем саду, и дрожала от страха, узнав, кто он, и отвечала холодно и высокомерно… Сейчас не понимала ничего, только сердце толкалось из-под ребер гулко и тяжело: что-то случилось… или скоро случится.

Готова была перечеркнуть всё, в прошлый раз сказанное, удержать — но он не за этим пришел. А за чем?! Рассказать ей о Забирающих души? Через третьи руки поздравить Рииши со свадьбой?

В глаза ему смотреть опасалась, разглядывала лису на воротнике. А он вдруг стянул куртку, бросил ее на пол:

— Так уставилась… забирай, если нравится! — и будто его ветром вынесло за дверь.

Лайэнэ побежала следом, но разве ветер догонишь. Вернулась, присела возле брошенной вещи, тронула пушистый мех. Прекрасно. Ну хоть не белые цветы… теперь серебристо-черные лисы.

И что это было?

Ах, да… на сей раз испугаться так и не успела. Не странного этого поведения, а его самого. Теперь уже смысла нет.

**

Ветер, ветви качаются, души никогда не виденных предков возмущены тем, как она общается с такой страшной нечистью

А перед ними не оправдаешься

Ночью пришел вестник, торопился — она была дома, ворочалась в постели, не находя себе места, и аж подскочила, когда служанка ее тихо окликнула. Сперва рассердилась на этого своего человека — зачем так прямо явился? опасно, вдруг проследят. Но известие важное, из Лощины.

Мальчик, похоже, получил некое послание, или сумел с кем-то встретиться, говорил вестник. Неизвестно все остальное. Но Тайрену очень-очень взволнован. Что бы то ни случилось, было это вроде бы прошлой ночью, если можно судить. Нет, хуже ему не стало. Только не мог успокоиться с рассвета и сильно за полдень… тогда гонец поспешил сообщить.

— Сейчас заполночь, отчего же так долго! — в сердцах сказала Лайэнэ, чувствуя, как руки и ноги дрожат. — На закате запирают ворота!

— Так я же… спешил, ног не жалея, пешком-то не один час, — растерялся вестник, привыкший к наградам, а не к порицаниям, — А потом отдыхать пришлось, а ведь вам, госпожа, все равно никого ночью из города не послать.

— Никого…

В самом деле, что она бы сумела, приди он раньше?

Но встреча и вправду была, и дорого бы заплатила, чтобы узнать, о чем говорилось на ней. Ясно ведь, с кем. Только ведь не один мальчик не находил себе места. Тот, другой, тоже.

**

С того дня, как Лайэнэ преступила порог дома Кэраи, он поручил приглядывать за ней — что делает, с кем видится. Красивая женщина всегда угроза, женщина опытная тем более.

Шпионы выполняли свою работу, а она как ни в чем не бывало появлялась в этих стенах, всегда нарядная, по-весеннему светлая, и обсуждала с ним дела города и провинции, пусть в малой мере — сколько ему было надо от такой соратницы, — но умно и обстоятельно.

Постепенно стал ловить себя на том, что знает как-то слишком уж много, слишком пристальное внимание проявил к ее жизни. Будто в окно подглядывает.

Кто приходил к ней, в какие дома ходит она — почти все это не имело ни малейшего отношения к возможному заговору. А доносили не только об этом — каждый день мог проследить с точностью до четверти часа; даже когда в одиночку бродила по саду или по рынку, за ней следовал тайный свидетель.

Постоянным покровителем она так и не обзавелась, из поклонников ни с кем не сближалась больше других. Охотней всего принимала приглашения на общие праздники, а не личные.

Думал, что узнал о Лайэнэ все, уже хотел уменьшить слежку, как вдруг громом с ясного неба прозвучало известие о ее собственной слежке за наследником Дома Таэна. Хорошо устроила, умно — за себя не слишком-то беспокоилась, тут же надежно скрыла свой интерес, не сразу шпионы прознали, что за торговцы амулетами или просящие милости бедняки к ней приходят

Обвела вокруг пальца, несмотря на запрет.

Неожиданно это возмутило его до глубины души, больше, чем возможная игра на два Дома, чем заговор — он сам удивился такому сильному чувству. И чувство это, видно, было написано у него на лице — с предупреждающим стуком заглянувший слуга чуть не уронил челюсть, и повинуясь взмаху руки, сбежал, пятясь.

Было это именно возмущением, а не яростью — не примерно наказать нахалку хотелось, а, позабыв про их возраст и положение, сгрести за шиворот и высказать все, что о ней думает, и как она посмела…

К счастью, их дома находились от друга так далеко, что шансов это исполнить у него не было.