Татьяна Смирнова - Зона сумерек

Воздух здесь был сухим, горячим но неожиданно свежим, видимо, система кондиционирования работала неплохо. Металлическая дверь без обычного «глазка» но с прорезью «кормушки» была намертво вделана в камень и опечатана личной печатью Змея. Колобок сковырнул ее ногтем. Под ней обнаружилась замочная скважина. Колобок загнал полоску металла, выждал положенные три секунды и легонько толкнул дверь. Она поддалась.

— Эта была седьмой, — тихо произнес в темноте голос заключенного

1056. Низкий, глубокий. Очень спокойный. Колобок повернулся. На него в упор смотрели глаза: огромные, черные, один зрачок, без радужки. В них не было никакого безумия, лишь внимание и острая жалость. Колобок поспешно отвел глаза, но странный взгляд заключенного не отпустил его. "И теперь уже никогда не отпустил", подумал он с пугающей убежденностью.

— Здравствуй, — сказал зэк, — я жду тебя…

Камера была узкой, как пробирка. Маленькая лампочка под потолком в железной «тарелке» давала не так уж много света, ровно столько, чтобы разглядеть широкий, низкий топчан с несвежим матрацем, раковину и прямо под ней то, что, наверное, сходило здесь за унитаз. В камере витал не слишком резкий, но ощутимый запах дезинфекции.

— Тебя зовут Руслан Каримов? — спросил Колобок.

Сейчас — да, — ответил смуглый бородатый человек с характерными для алата, правильными чертами лица. Он был узок в плечах, худ и, похоже, страдал от недоедания. Впрочем, «страдал» не то слово. Просто недоедал. Страдать по этому поводу Руслан Каримов то ли почитал недостойным, то ли просто не считал нужным. До прихода Колобка он, как видно, лежал на топчане. Когда открылась дверь, которая открывалась крайне редко, он привстал, а потом и вовсе сел, поджав под себя длинные босые ноги.

— Почему "сейчас"? — слегка растерялся Колобок, — а раньше?

Раньше я был меч в карающей деснице. Я был призван уничтожить сартэка, — так же ровно ответил Руслан, — моя сестра забыла свой долг и вошла в семью врага…

Колобок досадливо крякнул. Нельзя сказать, чтобы это признание оказалось полной неожиданностью. Чего-то подобного он как раз и ожидал.

История была давняя, можно сказать — древняя. Началась она до Халифа Мердека, до фон Гогенгеймов и построения Шлосс-Адлера, вроде бы даже до рождества Христова. Точной даты никто не знал, в те благословенные времена у мирных пастухов — алатов не было необходимости считать время. Разумеется, они были язычниками, и не обходилось без кровавых жертв, но, в основном — рогатых.

Людей алаты вообще не трогали, было у них что-то вроде религиозного запрета на убийство. Ну и как водится — поплатились за это. Откуда-то с равнин принесло немногочисленный народец из тех, кто с детства умел править конем одними коленями и попадал стрелой в пшеничное зернышко на скаку. Кочевники поставили в предгорьях свои юрты, отпустили пастись горбоносых коней, да и остались навсегда. С тех пор много воды утекло, но в Халибаде до сих пор рождались дети со смуглой кожей и правильными, почти арийскими чертами лица, а в соседней Мешхаре — широкоскулые потомки сартэков-завоевателей. Смешанных браков почти не было. Два народа помнили и не собирались забывать, что когдато между ними пролегла кровавая дорога, по которой предки «гостей» увозили к престолу своего неумытого царя целые кожаные мешки отрезанных голов. Алаты были мирным народом, но первая же пролитая кровь лишила силы давний запрет.

И ты не исполнил свое предназначение, — произнес Колобок, пытаясь понять, почему так трудно выдержать взгляд этих необычайно мягких черных глаз.

— Нет, — согласился Руслан.

— Я пришел сюда, чтобы помочь тебе, — тихо, одними губами сказал Колобок.

Несколько мгновений висела тишина и двое смотрели друг на друга в упор.

Но это была не дуэль. Скорее — отказ от дуэли. Колобок понял это, когда сухие губы заключенного шевельнулись и он услышал спокойное: Если Всевышний решил простить сартэка, кто я такой, чтобы держать камень за пазухой?

— Я здесь, — так же тихо возразил Колобок, — значит Он изменил решение.

— Нет, — лохматая голова качнулась, в глазах мелькнуло подобие улыбки.

Впрочем, в этой темноте было так легко ошибиться.

— Что "нет"? — переспросил Колобок.

— Ты пришел не от Него, — уверенно произнес Руслан.

— Почему? — спросил Колобок.

На твоей ладони знак Падшего. Он горит так ярко, что я заметил его от дверей.

Бред сумасшедшего! Впрочем, оба они бредили.

Колобок развернул ладони и совершенно машинально поднес к глазам.

Никаких знаков на них не было, и он почувствовал заметное облегчение. Этот парень был, действительно, болен. И возможно — неизлечимо. Колобок почувствовал усталое раздражение. Разговор был бесполезен, его поездка сюда была бесполезна. Вся его затея с самого начала была бесполезна. Да еще эти глаза, которые смотрели неотрывно с глубокой печалью…

— Если ты такой глазастый, то почему сидишь тут, а не в прокуратуре?!

— раздраженно бросил Колобок, Это вопрос вкуса, — Руслан усмехнулся. Но этот раз Колобок мог бы поклясться, что не ошибся. Нет, он все-таки не был психом, ирония сумасшедшим недоступна.

Тебе же лучше, что я сижу именно здесь, а не в кресле прокурора, — продолжил он через минуту, — иначе мне пришлось бы судить тебя, а я не люблю быть судьей…

Странный разговор непозволительно затянулся. Колобок уже понимал, что то, за чем он пришел сюда, он не получит, сделка не состоялась и у него больше нет времени, но уйти отчего-то не мог. Взгляд темных глаз без усилий удерживал его на месте и заставлял задавать вопросы один глупей другого. И сейчас у него, помимо воли, вырвалось ироничное:

— В чем же я виновен? Не убивал, не крал, не лжесвидетельствовал…

Почитал отца и мать, — с той же неуловимой усмешкой подтвердил Руслан и вдруг спросил, — а сюда ты пришел… зачем?

Ой, много чего мог ответить Колобок. Он вскинул голову…

— Не надо оправдываться, — мягко оборвал его странный заключенный, — я

— пока не судья. Судья придет позже.

"Господи, а ты то… кто?" с суеверным страхом подумал Колобок.

Я был меч, — ответил Руслан так, словно услышал, — теперь я щит. И этот щит опустился над тобой. Так хочет тот, кто не обязан объяснять своих решений… А теперь иди. И постарайся использовать с толком то время, которое тебе отпущено. Его осталось совсем мало.

Заключенный на мгновение прикрыл глаза тяжелыми веками и Колобок, почувствовав свободу, отпрянул назад. И выкатился из камеры.

По спине ручьями стекал пот. Волосы слиплись. Он с силой вжал лицо в ладони и потряс головой, прогоняя дикие мысли. Выходит, и вправду, сумасшествие заразно. Внезапно взгляд его упал на правую руку. Освещение в коридоре, по сравнению с камерой, было почти слепящим и Колобок отчетливо разглядел отпечаток трех цифр, вдавленных в ладонь. И мгновенно покрылся "гусиной кожей". 666. Знак дьявола… Господи, что это?