Андрэ Нортон - Рыцарь или трус

— Мы улетим, моя птичка, туда, где ты будешь свободна. Да, свободна и счастлива. Забудь все тревоги придворной дамы, забудь даже о том, что ты была когда-то дамой. Ты всего лишь птичка, которая однажды улетит и не вернется. Летим со иной. Летим.

Плащ Анамары захлопал на ветру, словно крылья, когда она взлетела с другой птицей рука об руку — или крыло к крылу? Они поднимались все выше и выше, пока люди внизу не превратились в точки среди холодных холмов.

Они пролетели над мерцающей светлой нитью и помчались над темной землей. Потом начали опускаться, и Анамара снова услышала голос.

— Вот твое место, птичка. Сюда редко приходят люди. Это твой новый дом. Новый дом, маленькая бескрылая птичка. Запомни эти слова.

Внезапно ее крылья потеряли опору, и Анамара упала наземь, запутавшись в плаще. Она подняла взгляд и увидела женщину, которая снова стояла перед ней. Она не знала ее имени, да и своего тоже не помнила. Она моргнула, ничего не понимая, а женщина снова заговорила.

— Я не могу заставить тебя забыть все, что ты видела и слышала, — сказала она, — но я могу забрать твой разум, так что твои знания больше тебе не пригодятся, да и никому другому тоже. Может, большой голодный лаппер сожрет тебя, и ты умрешь быстро. Здесь смерть везде — на каждом шагу, за каждым поворотом. Так случается со всеми бескрылыми птичками, которые попадают сюда. А теперь я прощаюсь с тобой.

Женщина подняла руки и исчезла в дыму и грохоте. И Анамара осталась одна.

«Кто я? — рассеянно подумала она. — Я не из ее рода, она летает. И я тоже летала. Смогу ли я еще когда-нибудь взлететь?»

Она взмахнула руками, пытаясь оторваться от земли, снова испытать восхитительное чувство полета, но ничего не получилось. Ну да, женщина ведь сказала, что она больше не сможет летать.

Я птичка, подумала она. Бескрылая. И теперь это мой дом, хотя я скоро тут умру.

Вокруг стояла тишина, и лишь единственный звук нарушал спокойствие этого места. Это было капанье воды. Значит, здешние обитатели не спешили найти обед. Повсюду с мокрых деревьев свисал мох, в подлеске росла трава, в которой запутается любая бескрылая птичка. Это место было ее домом. Но она умрет здесь.

А надо ли ей здесь оставаться? Или пойти потихоньку, пока не найдется местечка посуше, чем этот замерзший комок грязи, на котором она стояла, ожидая смерти? Она решила идти.

Она нашла светлую полосу, даже более широкую, чем та, над которой они пролетали. Какой-то осколок памяти из прежней, уничтоженной жизни подсказал ей, что эта полоса, этот лучик — вода. Поток, но не такой, какие она видела прежде. Внутри, под блестящей поверхностью, он был мрачным и густым, и тек он медленно. Однако она наклонилась, чтобы напиться, — и тут же выплюнула воду. Вода оказалась мерзкой на вкус — как и на вид.

Надо найти место с водой получше… может, там и еда отыщется, подумала она. Там я буду ждать смерти, но сейчас я голодна. Интересно, что я ем? Она пустилась по подобию тропинки, избегая самых плохих мест. И тут услышала еще один звук. Свист. Она знала, что ручные птицы отзываются на свист. Она видела таких в клетках, в безопасности, в тепле и сытости, они радостно чистили свои перышки. Им всего-то и дел было, что распевать весь день да радовать всех своим видом. Хотя она была всего лишь девушкой-птичкой и не в клетке, ей показалось, что на свист надо ответить.

Она открыла рот — клюв, — но не смогла издать ни звука. С некоторым усилием она сумела выдавить нечто более похожее на хрип лаппера, чем на птичью трель. Свист тут же прекратился.

Разочарованная, она пошла в том направлении, откуда донесся свист, стараясь двигаться как можно тише. К ее радости, свист повторился, и снова она прохрипела в ответ. Не надо, смутно подумала она. Девочке-птичке не подходит такой противный голос. Ей самой противно было его слышать. Ей казалось, что когда-то она была ручной птичкой, жила в безопасности и тепле. Может быть, снова удастся вернуться к такой жизни. Она должна поупражняться в своих песнях, чтобы петь правильно. В ее новом доме было холодно, и ей это не нравилось. Она была голодна. Может, если она научится приятно петь, то у нее будет своя клетка, и она снова окажется в тепле, в безопасности, ее накормят и напоят, она почистит перышки и будет красивой.

Красивой. Ей было приятно повторять это слово. Красивой.

Второй ответ заставил Рохана действовать. Это не было совпадением. Что-то — или кто-то — двигалось вдоль протоки, по которой он плыл. Он подогнал лодку к берегу, привязал ее, выбрался на сушу и углубился в подлесок. Остановился, прислушался — и услышал шорох листьев, словно на ветру; но воздух над Трясиной был неподвижен.

— Надо посмотреть следы, — сказал он себе так тихо, что никто не смог бы его расслышать. — И, — добавил он еще тише, — надо немного выждать. — Терпеливость была не в его характере, но придется потерпеть.

Рохан начал продвигаться так тихо, как только мог, в том направлении, откуда доносился шорох. Подождал, снова посвистел и вновь услышал ответ, на сей раз громче. Нечто приближалось.

Посвистывая время от времени и каждый раз слыша ответный свист, Рохан шел на звук. Теперь их разделял какой-то куст. И он выскочил из укрытия.

— Анамара! — воскликнул Рохан, разинув рот от изумления.

Девушка быстро, нервно улыбнулась ему и замахала руками. Она ничего не сказала. Вместо этого, запрокинув голову, она издала звонкую трель лесной птицы.

22

Рохан с нарастающим беспокойством наблюдал, как Зазар суетится возле Анамары. Знахарка доставала из стоявших на полках или прикрытых ткаными циновками горшков и котелков разные припасы для зелий. На границе светового круга от пламени очага сидела Анамара, поедая из блюда смесь фруктов и зерен, которая всегда была у Зазар под рукой. Рохан не мог ничего поделать с собой — Анамара слишком напоминала ему птичку, сидящую на ветке. Только вот ветки под ней не было. Ему казалось что если бы она могла, она попыталась бы клевать. Вместо этого она изящно брала пальцами кусочек за кусочком и отправляла их в рот. Жевала ли она или нет, Рохан сказать не мог. Насколько он знал, птицы глотают пищу целиком.

— С ней все будет в порядке, матушка? — спросил он.

— Ты меня уже сто раз спрашивал, и я в сотый раз тебе отвечаю — думаю, да, но точно не знаю и пока сказать не могу. А теперь дай-ка я добавлю вот этих семян… Ага. Понятно.

Знахарка села у огня и, взяв гладкий каменный пестик, начала растирать травы, семена и прочее в каменной ступке, которую явно часто использовали для таких целей. Запах весенней зелени заполнил хижину.

Рохану оставалось только ждать, изо всех сил скрывая нетерпение. Либо Зазар сумеет вернуть Анамаре разум, либо нет. До сих пор Зазар не знала неудач. Но ведь все когда-нибудь случается в первый раз…