Дмитрий Емец - Лед и пламя Тартара

– Не сразу. Я даже думал, что не получилось, потому что прошел почти час, а фигура так ни разу и не пошевелилась. Я уже отчаялся. Столько сил вбухал и все впустую. Но ведьмак, который все время держал своего слугу за пальцы на ноге, внезапно обрадовался и заявил, что все, достаточно. Остальное он доделает и сам. Я, мол, гений и все такое!

Последнюю фразу Чимоданов произнес с восхитительной небрежностью. В том, что он гений, он никогда не сомневался.

– Простыню он с лица не снимал, нет? – снова уточнил Арей.

Чимоданов покачал головой, утратив некую часть самоуверенности.

– Я стал требовать обещанной платы. Тогда ведьмак вручил мне этот чемодан и заявил, что он меня не разочарует. Только чтобы я не открывал его прямо сейчас.

– И ты, конечно, сделал это в резиденции? – спросил Арей.

– Угу.

– И что нашел внутри?

– Вначале ничего. Он был пуст, – сказал Чимоданов. – На второй день пачку исписанной бумаги. Не знаю даже, на каком языке. Что-то арабское. На третий день – кинжал. На четвертый – кошелек, но не с золотом, а с мелкой медной монетой. На пятый – вареную курицу с рыбьей чешуей. Ну и гадость же на вид! На шестой день – руку отрубленную выше локтя с перстнями на пальцах. В общем на этом я и остановился.

– Значит, чемодана ты больше не открывал?

– Подчеркиваю: НЕТ.

– Как? А в квартире у Эссиорха? – заложила его Ната.

– Так это же не я. Это сделала та девушка.

– Какая «та»? – не понял Арей.

– Девушка, которая уравновесила свет и тьму, – пояснил Эссиорх.

– А, ну да... И что же было в чемодане, когда она его открыла? Дархи?

– Нет. Глиняные черепки.

– Что?

– Обычные глиняные черепки и обгоревший мужской ботинок, – сказал Чимоданов.

– Мужской ботинок? Зачем? – удивился Меф.

Чимоданов пожал плечами.

– Представления не имею.

– И больше ничего?

– Нет.

– Странная штука... Вероятно, дархи должны были появиться в телепорте только через цикл. Сам бы Петруччо его уже не открыл. Для Арея было еще рано. Но и он не открыл бы один чемодан дважды. Значит, судьбе необходимо было еще одно звено, – предположила Улита.

Меф продолжал внимательно изучать Чимоданова. Последнее время он все чаще ловил себя на том, что становится подозрительным.

– А почему ты не выбросил чемодан, когда понял, что там нет ничего стоящего? Зачем таскал с собой? – спросил он.

Взгляд у Петруччо стал затравленным.

– Я не мог. Его нельзя выбросить. Нельзя даже надолго оставить.

– Почему?

– Не знаю. Просто чувствовал, что нельзя, и все. Это меня жутко тяготило. Хотел даже в воду выбросить, когда мы на катере плыли, но не решился. А то бы еще нырять пришлось, – уныло признался Чимоданов.

– Хорошенький подарок тебе сделали! Типа дареного коня на колбасу не сдают, – сказал Меф с усмешкой.

– Петя, а нам ты почему ничего не сказал? – удивилась Дафна.

У Чимоданова побелел кончик носа. Может, обиделся, что его назвали Петей вместо Петруччо?

– Боялся.

– Чего боялся?

– Этой истории с оживлением. У меня было чувство, что я сделал что-то не то.

– Доперло, наконец? – насмешливо спросила Улита.

Арей неопределенно посмотрел на Петруччо и, видно, сделав на его счет все необходимые выводы, занялся изучением чемодана.

– Друг мой, знаешь, что такое «пробой»? – спросил он.

Чимоданов дернул головой.

– Не-а. Инструмент, что ли, какой-то?

– Пробой – это когда в спарринге тебя кто-то настреляет по ноге или в корпус. Вроде как ты выдержал удар, но мышцы-то уже пробиты. Потом в раздевалке тебя пальчиком кто-нибудь в шутку ткнет в это место, а ты – хлоп! – повалился.

– К чему это вы? – не понял Чимоданов.

– Это я про человека. Каждый человек в состоянии тащить на себе определенное число неприятностей. Одну большую, две средних, три загрузона и так далее. Но потом наступает предел. Человек загружен уже по уши. Попроси его коробок спичечный передать – он тебя убьет. Веришь?

– Верю. Но я-то тут при чем?

– А притом! В общем, Чимоданов, у тебя был интеллектуальный пробой. Тебе сплавили чемодан-телепорт из мира мертвых, а ты его взял.

– Из мира мертвых?

– Разве это не было понятно сразу? – удивился Арей.

Как страж мрака он не то чтобы презирал такие артефакты, но брезговал ими, как крупный хищник брезгует смердящей падалью.

– Лично для меня в этом уравнении осталось два неизвестных. Ведьмак, который явился к Чимоданову. Кто он? С какой стати он подсунул этот чемодан? Смысл? И еще вопрос – кого оживил Петруччо? – заметил Арей задумчиво.

Улита подошла к лестнице. На этот раз ее ладонь не встретила преград. Защита валькирий исчезла.

– Эссиорх, зайчик! Пойдем со мной! Девочка хочет на воздух! В подземелье у нее начинается клаустрофобия! – сказала ведьма.

Мефодий оглянулся на Дафну. Та наглаживала Депресняка с такой целеустремленностью, словно пыталась решить школьную задачу: сколько времени нужно гладить одну кошку, чтобы выделившейся энергии хватило вскипятить литр воды. Правда, в задаче кошка не была лысой.

– А что будет с Даф? Теперь, когда стражи убрались в Тартар, к ней вернется сила? – спросил Меф.

Даф, давно собиравшаяся спросить о том же самом, взглянула на Мефа с благодарностью. Она всегда испытывала непонятную робость и даже страх, когда ей самой приходилось обращаться к Арею. Слишком много насмешки было всегда в его голосе, слишком много холода в глазах. Для светлого стража, выросшего в Эдеме, где все пытаются улыбаться и ободрять друг друга, привыкнуть к этому оказалось непросто.

Арей пристально уставился на Мефодия.

– Что, синьор помидор, жалко тебе ее? В мире три миллиарда женщин – не таких хорошеньких, не таких молодых, не таких длинноногих и не только, вообрази, лишенных магии, но и никогда ее не имевших. Почему бы тебе их не пожалеть, а? Если уж жалеть, то всех? – спросил Арей с насмешкой.

– Я всех и жалею, – ответил Меф.

– Оно и видно. Этим миром правит слюнявая жалость, смешанная с такой же слюнявой злобой. И это скучно, милый мой. Скучно и пошло. Я считаю: людей надо принудительно подвергать тесту на гуманизм. И если гуманизма мало, пристреливать на месте. Если гуманизма много, то тоже пристреливать, ибо забродивший гуманизм хуже взрывчатки. Непонятно, почему светленькие до сих пор не поддержали эту здравую идею? А, Эссиорх?

– Вы хотели рассказать, что теперь будет с Даф. Вернется ли к ней сила? – напомнил Меф.

– Я хотел? – удивился мечник. – Ты передергиваешь. Это ты хотел. Ну ладно!.. – Арей взглянул на Дафну, затем оглянулся на Улиту и коротко приказал:

– Улита, посмотри!

Улита, собравшаяся удрать с Эссиорхом, неохотно приблизилась к Даф и бесцеремонно пригнула к себе ее голову.