Анна Гурова - Князь Тишины

– Гелечка, тебя к телефону!

– Ну, кто там еще? – Я неохотно оторвалась от страданий и потащилась в прихожую. – Але?

– Геля? Добрый вечер, – весьма дружелюбно произнес приятный глуховатый баритон.

– Это кто?

– Это Саша.

– Какой Саша? – не смогла сообразить я.

– Саша Хольгер, – терпеливо пояснил голос в трубке.

Меня бросило в жар и в холод одновременно.

– Извини, не узнала, наверно, что-то с телефоном, не ожидала, очень рада, как дела?!

– Дела отлично, как обычно, – слегка насмешливо ответил Саша. – Гелечка, не окажешь мне любезность? Давай сегодня встретимся и погуляем. Я хочу тебе кое-что сказать. Что-то важное.

Я ничего не ответила – ибо то, что я чувствовала, словами было невыразимо.

– Через полчасика спускайся, ладушки? Я буду ждать внизу.

– Л-ладно.

– Ну, до встречи.

В трубке раздавались короткие гудки, а я все стояла, прижимая ее к уху, и проникалась осознанием происшедшего. Это называется… нет, погодите: да это же шаг навстречу! Это не просто прорыв! Это победа!!!

Я понеслась в свою комнату, грохнулась на кровать, повалялась там, болтая ногами в воздухе и хохоча как безумная, кинулась в ванну, сгребла кучу косметики, принесла к себе, вывалила на пол одежки из шкафа, сплясала что-то латиноамериканское; слегка унявшись, метнулась к столу, сочинила стих: «Улыбка – розовый бутон – в одно мгновенье расцветет…»; сообразила, что стих не мой и даже не расстроилась; вспомнила, откуда он всплыл. Была такая персидская принцесса, которая влюбилась в придворного поэта. Когда о романе узнали, он благополучно свалил из Персии, а ее заточили в башню, где она и провела всю жизнь, сочиняя стихи о своей безнадежной любви. Ее имя, кстати, по-персидски означало «прекраснейшая из женщин». Ну, чем не я? А ну-ка, погадаем на ее стихах… Я вытащила из шкафа книжку, раскрыла наугад и прочитала:

«Кто успехом обольщался, жил в зазнайстве и

гордыне,

У дверей своей любимой, словно нищий, встанет

ныне…»

Как говорится, ни убавить, ни прибавить.

А что мне надеть на первое свидание с любимым? Помнится, я как-то придумала себе специальный наряд. Он так и назывался: «костюм для прогулки с Сашей в парке майской белой ночью, когда цветут дикие фиалки». Длинное платье декольте из шелка-сырца, колье из лунного камня, сиреневые чулки с узором в виде тюльпанов, шелковые сапоги-ботфорты на шпильках, белые перчатки и черные волосы до пояса (парик). Представив себя в подобном наряде, я почему-то слегка устыдилась. «Нет, много чести будет наряжаться», – решила я и в результате выскочила за дверь одетая, как всегда, в джинсах и свитере. Разве что чуть-чуть накрасилась и слегка облилась духами.

Саша сидел на качелях во дворе, опустив голову, что-то задумчиво вертя в руках. Увидев меня, он сразу встал и приветливо улыбнулся.

– Это тебе, – протянул он букетик ветреницы. – Прекрасно выглядишь, кстати.

«Вот это да!» – потрясенно подумала я. Это было уже даже как-то чересчур. Передо мной словно стоял другой человек.

– Не нравится? – озабоченно спросил Саша. – Прости, я торопился, не было времени поискать что-то стоящее.

– Нет, почему же, очень нравится, – пробормотала я.

Цветы мне действительно нравились. Я вообще любила ветреницу. Но почему? Точнее, зачем? Как романтична я ни была, но здравый смысл во мне еще не умер. Раньше Саша никогда ничего мне не дарил. Он вообще лишних жестов не делал без крайней необходимости. Ему, наверно, что-то от меня надо. Причем такое, что для меня крайне опасно или неприятно. Например, исследовать очередное «место смерти». Или, не дай бог, что-нибудь передать через меня Погодиной…

– Даже не знаю, как мне тебя благодарить… – с умыслом произнесла я.

– Просто скажи «спасибо». Мне этого достаточно.

При этих словах Саша кинул на меня настолько нежный взгляд, что моя душа преисполнилась самыми мрачными подозрениями.

– Я тут подумал, что был не прав, – вдруг сказал Саша. – Вел себя не так, как следовало. Ну, сама знаешь, о чем я.

О чем это он, задумалась я. Ах, вот в чем дело! Как же я не догадалась! Это у нас совесть прорезалась, предательское поведение на Оредеже покоя не дает! Все встало на свои места, Сашина неестественная любезность логически объяснилась. Я сразу пришла в хорошее настроение.

– Да ладно, я все уже забыла, – снисходительно ответила я, чувствуя себя хозяйкой ситуации. – Там все растерялись, не только ты. Не бери в голову.

Саша рассеянно кивнул.

– Прогуляемся? – предложил он. – Погода сегодня великолепная.

– Неплохая идея. А куда мы пойдем?

– Может, у тебя есть конкретные пожелания?

– Погоди, дай подумать… Как насчет Удельного парка?

– Блестяще, – после секундного размышления кивнул Саша. – Лучше и придумать невозможно. Ты умница, Гелечка.

– Да ладно тебе, – смутилась я. – Просто в парке сейчас очень хорошо. Почки распускаются, ветреница цветет, фиалки… часов в одиннадцать запоют соловьи. Там такие красивые местечки попадаются…

– Не сомневаюсь. Мы их непременно посетим.

Саша одарил меня еще одним ласковым взглядом и улыбнулся – самую малость хищно. В этот миг он стал наконец похож на себя самого, и я остро и сладко почувствовала, что иду на первое свидание с настоящим объектом своих грез – самым вредным, холодным, эгоистичным и прекрасным парнем на свете.

А насчет местечек я упомянула не просто так. Дело в том, что несколько месяцев назад – на святках – мы с Маринкой гадали на суженого-ряженого. Поскольку мы были уже девушки взрослые, то традиционные методы, типа бросания сапога за дверь, литья воска в воду и приставания к случайным прохожим по поводу имени, были признаны устаревшими. Наше гадание было новаторским. На листе бумаги была проведена черта, с одной стороны которой написано «да», а с другой «нет». Потом к среднему пальцу подвешивалась нитка с иголкой, так чтобы иголка висела точно над разделительной полосой. Гадающая, держа руку над листом, задавала наводящие вопросы типа: «Уж не признается ли Саша мне в любви на этой неделе?» Иголка послушно отклонялась в нужную сторону. Результат гадания для меня был таков: в мае неизвестно какого года, между 11 и 12 часами вечера, в Удельном парке, на пригорке рядом с текучей водой под ивой, Саша выскажет все, что он обо мне думает, после чего мы сольемся в страстном поцелуе и будем жить долго и счастливо.

О предсказании я не забыла, и вот все шло к тому, чтобы оно сбылось.

Мы приехали на «Пионерскую», прогулялись вдоль ларьков, перешли через забитый ревущими грузовиками Кантемировский проспект и направились по тропинке в сторону парка. Удельный парк самой природой разделялся на две части: верхний парк – ухоженный, подстриженный и покрашенный, с пенсионерами-шахматистами и мамашками с колясками, и нижний – кусок дикого заболоченного березового леса, место выгула собак, молодежных посиделок и последующих пьяных разборок. Там же находилось основное гнездилище соловьев. Лично мне больше всего нравилась полоска неровного рельефа между верхним и нижним парками; зимой там стихийно возникало множество гор для саней и лыж, а летом там были сплошные овраги, заросшие ивняком и одуванчиками. Туда я и вела исподволь своего кавалера.