Борьба за господство - Андрей Викторович Стрелок

Вместо спокойной жизни, казавшейся полузабытым сном — роль вождя новой нации, лидерство в войне за выживание, необходимость принимать решения, от которых зависит жизнь сотен тысяч людей. Это было не то, что он выбирал, это то, что сделали обстоятельства.

Он думал о семье, о том, что большинство родных и знакомых, скорее всего, исчезли в пламени эпидемии и бомбежек. Иногда он пытался представить их — живыми, не изменившимися и через минуту отворачивался, потому что видение рушилось с первыми подробностями: руины городов, заросшие биомассой здания, улицы, где бродят одичавшие мутанты…

В зеркале его отражение казалось чужим: черты знакомые, но взгляд другой — холодный, расчетливый. Он вынужден был играть роль, к которой не готовился, и играть хорошо. Отдавать приказы, распределять ресурсы, быть путеводной звездой для людей, которые смотрели на него как на надежду и как на повод для ненависти одновременно.

Мысли о том, чем он был и чем стал, шли ровным чередом. Он не жаловался, жалость была бессмысленна. Если раньше он мог потерять работу и найти другую, то теперь не было такой возможности. Оставался выбор простых действий — сохранять людей, сколько возможно, строить общество, которая выживет, не допустить, чтобы остатки цивилизации пали окончательно.

Дождь усилился. Вадим поднялся, снял с кресла висевшую кофту Юли, понюхал ее. Обострившиеся обонятельные рецепторы уловили еле заметные остатки парфюма.

В душе висело чувство вины и ответственности, которое он тщательно скрывал от окружающих и от самого себя. В коллективном поле пронесся импульс, обращенный к альфе от Лидии.

+Вадим, приходи в больницу. Тут есть кое-что интересное.+

+Что?+

+Нужно твое личное присутствие, бесполезно рассказывать.+

+Скоро буду.+

Он вышел из квартиры на улицу и призвал ближайшего прыгуна. Его ожидали в полевом госпитале, который развернули на базе городской больницы. Через пару минут во дворе объявился одиночный прыгун. Крупная туша с бронированной спиной пригнулась, позволяя устроиться сверху. Вадим сел уверенно, за прошедшие месяцы он привык использовать этих созданий как транспорт, поскольку топливо и ресурс техники экономили. Мутант вздрогнул всем телом и одним рывком понесся вперед.

Улицы города пустели уже давно, большинство зараженных по-прежнему оставались в карантине, а те, кто выжил, избегали выходить наружу без нужды. Стекол в окнах многих домов не было, асфальт испещрен воронками и трещинами. Опутавшая фасады вирусная биомасса белела, усыхала и рассыпалась в пыль, вдоль тротуаров валялись редкие трупы ходоков, умерших от прионной чумы. Их тела сородичи не спешили поедать и утаскивать в уцелевшие ульи во избежание дальнейшего заражения. Это сделают санитарные команды из омег, отправив мертвецов на утилизацию в ближайший крематорий.

По опустевшим проспектам, через мосты и дворы мутант двигался легко, перепрыгивая ржавеющие машины со спущенными колесами, завалы кирпича, бетонные блоки. Город пролетал перед глазами словно в смазанной кинопленке: обугленные остовы зданий, черные следы от пожаров. С каждой минутой поездки Вадим чувствовал нарастающую тяжесть, не столько от вида разрушений, сколько от того, что его ждали именно там.

Госпиталь разместили в корпусе старой больницы, которую успели почистить, провести косметический ремонт. Внутри царил полумрак, лампы горели от аварийных генераторов. Запах стоял тяжелый: смесь лекарств, антисептиков, человеческого пота и чего-то прелого.

Там лежали омеги, у которых проявились симптомы прионной болезни. Помещения разделили на блоки, в одном держали тех, кто уже почти не вставал, в другом — тех, кто находился под наблюдением. Даже зная, что шансов мало, Вадим не разрешал эвтаназию.

Иногда происходило необъяснимое: у кого-то болезнь резко уходила в ремиссию на ранней стадии. Таких случаев было ничтожно мало — семь на тысячу заболевших, но даже они давали крохотный повод для надежды. Люди, попавшие в эту статистику, продолжали жить, словно прион просто утратил силу.

Сердце сжалось, когда Вадим шагнул к коридору отдельного блока. Именно туда звали Лидия и Исаев. Еще на подходе он уловил необычные сигналы через ТКТ — слабый зов, примитивный, но странно настойчивый: «„голодно“„, “„холодно“„, “„тепло“», Сигналы походили на зов альф, но были слишком простыми и необработанными. Вадим нахмурился и открыл дверь в палату.

Он открыл дверь и вошел. В центре палаты на кушетке лежала женщина-зомби. Ее тело было зафиксировано ремнями, чтобы она случайно никуда не убежала, но сейчас не пыталась вырываться.

Кожу серого оттенка очистили и отмыли, голову обрили наголо. Лицо сохраняло человеческие черты, лишь слегка вытянутая нижняя челюсть и когти на пальцах левой руки напоминали о ее мутации. Глаза, красные и тревожные, не отрывались от угла комнаты.

Там сидела Лидия, и на ее руках мирно спал младенец. Совершенно обычный на первый взгляд ребенок, если бы не красная радужка глаз, которая сверкнула, когда он чуть приоткрыл веки.

Зомби-мать пыталась поднять руки, но ремни не позволяли. Она не рвалась наружу, не рычала, только тихо стонала и мысленно посылала импульсы, полные тревоги и беспокойства.

Вадим медленно перевел взгляд с нее на Лидию и спросил:

— Что это за ребенок? И какое отношение к нему имеет эта зараженная?

Ответил Исаев. Он стоял рядом, мял пальцами свой халат и говорил тихим, почти усталым голосом:

— У одной из зараженных, проверенных в Сосновом Бору, родился этот младенец. Она родила его сама и заботилась на протяжении трех месяцев, до того, как мы ее нашли. Мы думали, это невозможно, но вот результат.

Лидия перебила его:

— Эта женщина отличается от других ходоков. Мутация у нее протекала иначе: без опухолей, без сильных деформаций. По логике она должна была перейти во вторую стадию и стать развитой, но трансформация остановилась. Беременность сыграла роль тормоза. Обычно в таких случаях происходят выкидыши, но здесь Хронофаг пошел иным путем.

Она прижала младенца к себе и продолжила уже с подчеркнутой важностью:

— Набор генов у ребенка соответствует характеристикам для формирования нового альфы. Не мутировавшего человека, а рожденного альфы.

Вадим невольно шагнул ближе. От младенца периодически исходил едва ощутимый зов — инстинктивная просьба о защите, тепле, покое. Пророк задержал дыхание, вглядываясь в это маленькое существо, в котором ощущалось нечто большее, чем просто жизнь.

— Чудеса!

Исаев, заметив, как Вадим вглядывается в ребенка, осторожно поднял руку, словно пытаясь удержать внимание Пророка.

— Ты должен понять, — начал он, подбирая слова. — Этот случай уникален. Ты и Скрипач стали альфами через мутацию уже сформировавшегося организма. По сути, Хронофаг перестраивал готовое тело, внося в него