Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева

Я перевела дух, стиснула кота так, что тот рявкнул и, напевая дурацкую песенку, потащила Милу прочь.

— Что ты деелаешь? — спросила девчонка некоторое время спустя, наблюдая, как я украдкой роюсь на Иранниных грядках.

— Да так. Научный эксперимент, — буркнула я, не желая вдаваться в подробности своих гениальнейших идей.

Сильвэй важно лизал растопыренную лапу и делал вид, что ему невероятно скучно. Хотелось щёлкнуть его по наглому золотому носу, но я сдержала свои прекрасные порывы.

— Поехали! — скомандовала я, стряхивая землю с рук.

Мила плелась за мной, как зачарованная, но спрашивать больше ни о чём не пыталась.

До замка мы добрались без приключений, но под ложечкой тревожно сосало, и я без конца оглядывалась назад. Хорошо, Мила на Софке в окружении пёсоглавов трусила впереди и не видела моих маниакальных поворотов, зато бедный Ушан испытал всю ярость шила в моей заднице, да Сильвэй недовольно порыкивал и прижимал уши-антенны к взъерошенной холке.

— Дома, — выдохнула я облегчённо, когда мы подъехали к корявым воротам.

Но не успела гостеприимная дыра разъехаться в стороны, как я поняла, что рано радовалась. Не знаю, откуда они взялись. Дошло только, что зря зарабатывала косоглазие, оглядываясь назад. Они мчались, видимо, по другой дороге, которая тоже тянулась к замку и была такой же невидимой, как и путь в Долину.

Мила взвизгнула, Софка заржала жалобно и натянула уши на глаза, как панамку. Ушан дико вращал глазами, Сильвэй шипел и плевался, издавая неприлично дикие вопли. Ничего из этого тартарарама нам не помогло: в расширившуюся дырку нас буквально внесли на гребне волны. Дыра тут же схлопнулась, а я услышала жалобный писк страдальцев, что не успели протиснуться внутрь.

Мы стояли посреди волнующегося моря, переливающегося всеми цветами радуги.

— М-м-мерцатели, — прошептала, заикаясь, Мила и захлопала абсолютно круглыми глазами.

Я сползла с Ушана, стараясь очень осторожно ставить ноги, чтобы ненароком никого не придавить.

— Ага, — растерянно подтвердила я и провела ладонью по лицу. — Вот зараза…

Тут же материализировались Сай, Вуг и джаз-банда деревунов. От всеобщей какофонии у меня закружилась голова.

— Тихо все! — гаркнула я. Папуля мною бы гордился: на мгновение воцарилась тишина. И только приглушённый писк мерцателей за стеной подсказывал: я не оглохла.

— Чтоо бууудееем дееееелать? — протянула дрожащим голосом Мила, растягивая слова, как резинку от трусов. Софка стояла как вкопанная, с лохматыми ушами на узкой морде.

— Что, что… любить! — заявила я безапелляционно и протянула руки к Миле. Девчонка неловко слезла с лошади. Почему все думают, что я в курсе, как справиться со стихийным бедствием?.

— Сай, забери Ушана и Софку. Осторожно только! Остальные — за мной!

Я командовала так, чтобы ни одна душа не заметила, как противно трясутся мои колени. Я вышагивала впереди антилопой, тянула за собой Милу, наблюдая, как бочком движутся деревуны, а позади семенят мерцатели.

— Только пискни! — зловеще произнесла я и показала Сильвэю кулак. Затем запихнула кота поглубже в сумку и, не обращая внимания на глухое ворчание, пошла к саду. Пение мимей я слышала издалека. Кажется, они волновались. Ещё бы.

Вы видели, как прыгают толстозадые мерцатели? Вряд ли. Тяпка радостно верещала, круглые уши раздувались, как у слона. Опираясь на передние лапки, она подбрасывала филейную часть так высоко, как могла. Совершенно возмутительное поведение для молодой многодетной мамаши!

— Ого! — удивилась я, заметив, как подросли мелкие крысёныши, пока меня не было.

— Ага! — радостно подтвердила Мила.

Мимеи шевелили ветками, скручивались спиралями, росли на глазах ввысь, но и дураку было понятно: такую ораву им не прокормить.

— Ёпрст… — пробормотала я, пытаясь сложить два плюс два, чтобы получилась сотня, не меньше. Ветки пели и тянулись ко мне, как привязанные.

— Ну ладно, я тоже по вам скучала, — вздохнула и на миг прикрыла глаза, чувствуя, как плети гладят лицо и оплетают многострадальные руки. Зазудели места ранок. Смотреть не обязательно: затянулось, как на собаке.

Я открыла глаза. Ну, конечно: на лианах появились бутоны, ожили, задышали, расправляя нежные лепестки.

— Сейчас начнется, — нервно хихикнула я, пытаясь освободиться от усиков, завитушек, распускающихся цветков, что лезли в лицо и волосы. Я слышала, как шумно дышат деревуны. Им хотелось получить ласку мимей, но они не смели приблизиться.

— Офелия, Нуава, Бируля, Нинн, Киб, подойдите сюда! — зову я деревунов на помощь. — Где-то здесь можно новые грядки разбить? По-моему, мимеям наплевать на зиму. Вообще никаких природных законов для них нет.

Деревуны улыбаются, кивают и вздыхают удовлетворённо: мимеи и в них вцепились с радостью. Я чувствую, как в волосы опускаются плоды-бусины. Ловкие пальцы Офы собирают мимеину дань.

Мы работали, как угорелые. Копали, сажали семена на всех свободных клочках земли. Мерцатели разбрелись и под ногами не путались. Ждали. Я сходила к воротам и впустила оставшихся страдальцев.

— Геллан нас убьёт, — произнесла обреченно, присаживаясь без сил рядом с Милой. Мы грязные, как черти, усталые, но, кажется, справились.

— Не убьёт. О-он мечтал поймать несколько мерцателей, а теперь у нас их много. Все живые и наши!

— Ну, скоро увидим. Соглядатай уже небось доложил. — я погладила Сильвэя по голове. — С минуту на минуту Геллан примчится.

Сильвэй оскорблённо рявкнул басом. Видели бы вы эту морду Сфинкса.

— Ладно, не сердись, — дёрнула я кота за усы, — Он всё равно узнал бы. Часом раньше, часом позже…

Мы с Милой побрели во двор и уселись у двери замка — ждать возмездия, так сказать. Сильвэй вытянулся рядом и щурил голубые глазища на солнце.

— Что-о ты прятала на Иранниных грядках?

Мила таки осмелилась спросить. Какой прогресс!

— Скоро узнаешь, — сказала устало и толкнула девчонку плечом.

В этот момент ворота разверзлись и во двор влетел Геллан на Савре.

— Приготовились, — пробормотала сквозь сцепленные зубы и широко улыбнулась на все тридцать два. Кот под ногами хрюкнул, но с места не сдвинулся. Я бы тоже не сдвинулась: к нам приближалась туча, готовая метать молнии.

— Что ты опять натворила, Дара?

О, как мне нравится глубокий оперный голос! Бездонный, как Мариинская впадина, бесконечный, как космос, который…

— Дара.

Я моргнула. Вот чёрт. Мила сжалась в комок, но по видимому мне клочку розовой щеки я подозревала, что она пытается скрыть смех.

— Геллан… эээ… нууу…

— Только не говори, что ты потеряла красноречие, услышав мой оперный голос.

Он произнёс это мягко и очень бархатно. После таких модуляций обычно следует громоподобный бабах.

— И я не буду спрашивать, что означает "оперный".

Он приближался к нам медленно, как пантера перед прыжком.

— На самом деле всё настолько круто, что ты обалдеешь.

В деле дипломатии важно говорить уверенно. Я толкнула Милу локтем в бок.

— Это надо просто увидеть. Да, Мила?

Плечи у девчонки затряслись, а голова ушла в колени. Дождёшься тут помощи, как же. Я поднялась на ноги.

— Пойдём, — вздохнула и обречённо поплелась к саду.

Он шёл сзади и молчал. Я потянула калитку на себя и сделала несколько шагов вперёд.

— Ну, вот… — я взмахнула неопределённо рукой и застыла.

Застыл и бездушный чурбан. Я осмелилась обернуться.

— Шаракан… — он выдохнул слово, будто вынул сердце наружу. Помесь восхищения, облегчения, любования… Звучало как молитва и богохульство одновременно. И было от чего.

Сад переливался радугой. Мерцатели выстроились рядами на дорожках сада. Не толпились кучей, не прятались по углам. А ровнёхонько, стройненько, как под линейку, скрыли под собой извилистую каменную кладку. Они стояли на задних лапках, прижимая передние к груди и трогательно дёргали носиками. Какое сердце не дрогнет?..

— В общем, как-то так… — я снова жалко махнула рукой и замолчала, пытаясь справиться с щипанием в глазах и носу. Не хватало ещё разреветься тут перед ним.