Флетчер Прэтт - Колодец Единорога

— Да — если решать будет не Бордвин, а Вальк, — ответил Мелибоэ. — А впрочем, похитив невесту, ты больно задел их державную гордость, так что нападение в любом случае сделалось неизбежным… — Пальцы волшебника барабанили по столу. — Бордвин, пожалуй, больше всего обидится за честь державы, а не за себя самого… хотя кто его знает, может, и наоборот. Мы обсуждали подобные вещи в бриельском Лицее, пока Вальк Неразумный не принял закона о запрещении магии и не выставил философов за порог. Бордвин хотел бы от имени народа валькингов править и Салмонессой, и Двенадцатью Городами; Вальк желает точно так же править от имени Империи, чтобы со временем прибрать к рукам и ее самое, а ты, государь, благополучно объединил обе стороны против себя. Имперским амбициям Валька грош цена, если не вернется принцесса. С другой стороны, Бордвин тоже далеко не дурак и не станет предпринимать серьезных завоеваний, пока у него в тылу, в твердыне Ос Эригу, сидят такие бедокуры, как эти юные вожди из Дейларны и карренские Звездные Воеводы. Не говоря уж обо мне, непритязательном философе, ну, может, самую чуточку сведущем в чернокнижии…

Герцог Микалегон сосредоточенно морщил лоб, силясь не упустить нить его рассуждений. Потом, оживившись, расплылся в улыбке:

— Ну да, я же совсем забыл — ты ведь у нас волшебник и прорицатель. А ну, предскажи-ка мне судьбу! Хо-хо, мне ни разу еще никто не гадал, кроме одной шарлатанки-провидицы в Большом Лектисе, куда я как-то пробрался переодетым. Она посчитала меня торговцем шерстью и посоветовала продавать ткани, дескать, будет барыш!..

Мелибоэ запустил пальцы в бороду:

— Государь, в конечном итоге всех нас ждет смерть… Стоит ли заранее выяснять, какая именно? Ведь избежать ее нам все равно не дано…

— Э нет, дед, так просто ты от меня не отделаешься. Не ленись, давай предсказывай, что ждет нас в этой войне. И вот еще: как бы мне обрести мир и зажить в довольстве, не прикладываясь к Колодцу?

— Ты хочешь, чтобы я сделал это при всех?..

— Да, хочу. Такова моя воля.

Мелибоэ нахмурил белоснежные брови… но без дальнейших возражений извлек из отделений своего вместительного кошеля несколько щепотей разноцветного порошка, перемешал на столе и предложил Микалегону поджечь снадобье собственными кресалом и кремнем. Сам же начертил пентаграмму и, вытащив Книгу, принялся читать заклинания.

Это было Великое Зримое Предсказание! Эйрар тотчас узнал его, хотя сам ни разу не видел, как исполняют его настоящие маги, мастера. Порошки загорелись. Серой змейкой поднялся дымок и, не рассеиваясь, собрался под потолком в плотное неподвижное облачко. Сидевшие смотрели на него, задрав головы и покачиваясь в такт движениям корабля.

— Амадор, воладор, амблисектон… — пропел Мелибоэ, и прямо на глазах облачко стало светлеть, заклубилось, потом словно бы отвердело — и внутри него возник сказочный замок, стоящий на тучах. Нет, не на тучах; это океан омывал подножие замка! Крепость поворачивалась, как если бы зрители сидели в лодке, проплывающей мимо. Казалось, стояла ночь — сумрак опустился на стены и высокие башни. В крохотных окошках замерцал свет, как будто там, внутри, шло веселое празднество. Только вот почему-то не было видно гостей, съезжающихся в замок по опускным местам…

И вдруг смотревшие ахнули! Из одного, потом из другого окошка вырвался язык огня! Вот стали неслышно проваливаться остроконечные кровли башен… у герцога вырвался яростный крик, но повелительный жест Мелибоэ заставил его умолкнуть.

— Эперуаторьон модокаххус… — Облачко заклубилось вокруг обреченного замка и скрыло его, потом вновь прояснилось. Ударил свет, почти невыносимый для глаза. Эйрару показалось, будто кто-то простерся ниц в огромном, величественном зале, выложенном плитами белого и черного мрамора; по сторонам были видны башмаки и юбки придворных. Потом картина сменилась — и вот уже крохотный герцог Микалегон в темно-фиолетовых штанах, при мече, в золоченой кольчуге и белом плаще, украшенном изображением морского орла, гордой походкой шествовал по роскошной мозаике пола, а в вороных, как грозовая туча, кудрях его поблескивала седина, которой нынче не было и в помине. Мужчины и женщины провожали его взглядами, почтительно расступаясь… Подойдя к ступеням у подножия трона, он опустился на одно колено и склонил голову, — ярко сверкнула золотая корона. А на троне… Эйрару на миг померещилось, что у королевы были черты принцессы Аргиры — или, быть может, смуглолицей Эвадне?.. — Но приглядеться как следует он не успел: взвился туман, облачко рассеялось, и Микалегон разочарованно прогудел:

— И это все, что ты можешь мне предсказать? Да я и сам справился бы не хуже!

Неведомо откуда взявшийся трупный смрад полз по каюте, от него подступала слабость и ощущение болезни, от которой лишь смерть способна избавить… Чародей пожал плечами и сдул со стола кучку золы:

— Ты вовсе не обязан следовать пути, который я тебе показал, твоя воля остается свободной. Этот путь — всего лишь самый благоприятный среди многих возможных. Иные, увы, кончаются не столь хорошо… Но до чего я устал! Не найдется ли здесь глоточка вина?

— Не родился еще тот, перед кем я по своей охоте преклонил бы колено, — проворчал Микалегон. — А тому, кто вздумает подпалить Ос Эригу, придется сперва проломить головы всему Вольному Братству и мне заодно. Ладно, ну их к дьяволу, все эти колдовские фокусы! Поговорим о насущном. Итак, они нападут. Но какими силами, и кто будет полководцем? Это все, что нам требуется знать — не так ли, а, старый Мешок Костей?..

Он обращался к Альсандеру, и карренец ответил:

— Именно так.

— Четвертая терция — несомненно, — продолжал герцог, думая вслух. — Она стоит сейчас в Ставорне… и подчиняется лично графу Вальку. Она-то уж точно пожалует ко мне под стены; с нею мы, полагаю, сойдемся на равных. Но как насчет Восьмой, сидящей обычно по укреплениям Норби, по всему Шелланду и Белоречью? Достаточно ли влиятелен Бордвин, чтобы она не двинулась с места? А свежая Двенадцатая? Заменит Восьмую — или отправится на юг, в какой-нибудь заморский поход? Вот сколько вопросов, и не помешало бы ответить на них.

— Средство есть, — сказал Эйрар. — В бою на дороге, о котором мы рассказывали тебе, государь, были взяты три пленника — как раз из той самой Двенадцатой. Вели привести их и допросить. Мне приходилось уже убеждаться, что простые воины бывают сговорчивее предводителей.

— Тех троих больше нет, Эйрар, — сказал Альсандер. — Я велел убить их перед уходом из Геспелница: боялся, что они сбегут во время перехода и выдадут нас.