Татьяна Мудрая - Мириад островов

Как ни удивительно, гостиница в самом деле расположилась на нижнем этаже громадного строения, вытянутого кверху. Это слегка напомнило Галине знаменитый московский «Дом на ходулях», только вместо перевёрнутых латинских «V» тут были разлатые «A» c непропорционально малой верхней частью. В трапециевидную нижнюю половину были вписаны длинные бруски конюшен. Лошади, мулы, носилки и экипажи стояли здесь бок о бок с хозяевами, которые обычно занимали комнатку, немногим большую денника и такую же безукоризненно чистую. А поскольку Орихалко воспротивилась разделению сил, им отдали один из пустующих складов — и говорите спасибо, господа, что нынче не сезон для торговли и паломничеств.

Расседлали лошадок, хорошенько протёрли тряпками, развели по денникам. Вывернули из кофров и сундуков имущество — просушить. Потолковали с конюхом, довольно хилым на вид парнишкой, насчет того, чтобы напоить и задать всем корму, когда можно будет.

И едва успели развернуть тонкие постели, чтобы отдышаться, повалившись на них навзничь, как невдалеке гулко и однотонно затрубили рога.

— Что это? — с лёгким беспокойством спросила Галина.

— Зовут в баню. Ох, я и забыла, что ближе к зиме под вечер тоже котлы разогревают. Думала — пожуём чего ни на то и из одной колоды со скотиной ополоснёмся. Последнее было шуткой — четвероногих поили из кожаного ведра, хотя то, что оставалось на донце, нередко выплёскивалось на шкуру заметно тоньше лошадиной.

Бывалый народ уже зашевелился, прочие подтягивались.

— Ребята, по два медяника на рыло наскребём? Прошлый раз больше не потребовали. Еще бы лучше — по три, чтобы уж с кофе и сладостями.

Галина, естественно, знала от отца, что вестфольдская и франзонская золотая марка — это полторы готийских и составляет примерно шестьдесят серебряников, тогда как готийская — в лучшем случае сорок. Медных грошей, или медяников, или в просторечии медянок, в одном серебрянике от девяноста до ста двадцати, в зависимости от чеканки. Жизнь преступника обходится от шести до двенадцати марок, вира за случайное убийство невинного человека — не менее чем в пятнадцать. Первые марки платит маэстрат, вторые — маэстрату: для передачи семье покойника.

Таким образом, чистота в Скон-Дархане стоила очень дёшево.

Орри же продолжала командовать:

— У кого есть чистая смена — захватите, пожалуй, только там все равно грязное выстирают, прокатают и кстати потравят насекомых. Ожидайте того, что в родимое стойло вернётесь за полночь, распаренные и голодные. Со своими харчами в баню не пускают, берите медь, а ещё лучше серебро для повара. Мы что — совсем обнищали?

— Орри, я, по правде говоря, не понимаю, откуда эти-то гроши возьмутся, — полушёпотом проговорила Галина.

— Свои трачу, — заговорщицки прошептала та.

— А точнее?

— Попросила союз ромалинских купцов выдать мне вексель под залог нерушимых сокровищ, запрятанных в женском монастыре. Сроком на двадцать лет без оборота на тебя и дробления основного капитала. Получить деньги по векселю можно в любом месте Вертдома, но адресован он скондским негоциантам. Процент будет покрываться за счёт моего воинского жалованья, которое до сей поры благополучно оседало в казне града Лутении, а основная сумма целевая. Освоение выморочных земель.

— Ну, запутала меня вконец. Вроде бы я сама купеческая дочь… Тут есть подвох?

— Небольшой. Твоё имущество, как я уже сказала, — неотделимая от тебя часть, подобие вашего рутенского мажората. Вместо денег и добра с нас обеих могут потребовать наполнить своим трудом эти пустые земли. Кстати, на то и делают свой расчёт король и Совет Высоких Защитников: войны и мор обезлюдили материк и ещё больше — архипелаги. Но платить понадобится по истечении двух десятков лет, когда любой наёмник или помрёт, или захочет осесть вместе с семейством.

— Потребовать — с обеих?

— Не сердись. Ведь я не лгала никому, что мы заключили полюбовный союз без закрепления на письме. Подобное уважают не в одном только Сконде.

— Постой. Кое-что из этого я просекла. Ты заявила, что те сундуки — это мой дар тебе? Будто я покупаю тебя как мужа?

— Или жену. Для Сконда такое без большой разницы. Залог нужен на случай развода. И ты своей собственности нимало не теряешь. При полюбовном или каком ином расторжении нашего союза она останется за тобой — или вернётся к тебе: с какой стороны уж на это посмотреть.

Галина посмотрела в глаза подруге: честные, с юморком и какими-то светлыми бликами против зрачка.

— Похоже, мне промыли мозги раньше волос в бане. Что же — пускай. Как говорится, дело долгое, можно и вовсе не тревожиться. Или ишак помрёт, или падишах.

— Рутенская пословица?

— Изречение некоего Ходжи Насреддина, Он тоже взял деньги под залог — того, что выучит падишахского осла читать священную книгу.

— А, в Вард-ад-Дунья есть похожая учительная притча. Даже не одна.

Но тут их обеих заторопили, и вся компания направилась в храм гигиены, который был расположен в фундаменте соседнего небоскрёба.

Пройдя под арки, гораздо более массивные, чем в гостинице, честная компания оказалась в интерьере, во всех смыслах впечатляющем.

Во-первых, здесь снова оказались настоящие стёкла. Причём матовые. Во-вторых, тамбур за невысокой дверью был никак не меньше иного помещения для оглашенных: вся их партия разместилась в нём без труда. И в-третьих, когда Орихалхо рассчиталась с привратником, перед ними открылся вход в подобие зимнего сада под куполом из полупрозрачных плит белого мрамора, что были закреплёны в восьмиугольных ячеях. Проёмы арок, поддерживающих купол, формой напоминали сердце — стилизованное, не настоящее. Полы были из клинкерного кирпича, лежанки вокруг бассейна — тоже мраморные, сходящиеся к круглой середине как лепестки ромашки, а над самим водоёмом свисала на цепи бронзовая курильница, разбрасывая по стенам оранжевые блики и источая знойные ароматы. Над тёмным зеркалом воды курился почти невидимый пар.

— Ну как, хорошо? — спросила Орихалхо подругу.

— Красиво. Что, нам сразу туда нырять?

— Принято сначала раздеться и полежать на пляже.

— Вместе с мужчинами?

— Сегодня мужской день и пока все свои.

— Орри, а клозет тут где?

Это вопрос нимало не возникал на природе, где за каждым кустом был для них укромный дом. Ни в гостинице: весь навоз оседал в соломе денников и составлял, как оказалось, немалую часть их платы. В Сконде не собирались упускать ни капли природных щедрот.

— Клозет…Это чего — нужник? Что значит — деловая женщина! Никакой поэзии. Да мы один из них прошли: чуть ближе к входным дверям. Там ещё кувшин стоит за частой решёткой, чтобы обмыться и не поганить общую воду. Думаю, таких закоулочков тут с десяток.