Рихтер - Хроники Торинода: вор, принц и воин

Постой-ка, уж не завидую ли я ему?

Ведь ему с друзьями удалось уже то, что мне не удавалось долгие годы – они наносят Лэриону один удар за другим, по всей стране идет слава о троих мальчишках, победивших тана Радиона, а теперь они еще и меня выкрали прямо из под носа короля – вот потеха!

Зависть… Нет. Просто, кажется, оружейник Колин стареет…

– Твоего деда звали как тебя, – проговорил он, наконец.

Элиа вдруг доверчиво улыбнулся (и в этой доверчивости мгновенно промелькнуло что-то от его матери, хотя и на нее он не был похож ни капельки):

– А я знаю. Отец говорил.

– А про меня он рассказывал? – живо отозвался Колин, в памяти которого мелькнули все годы дружбы с озорным королевским отпрыском. Но Элиа лишь помотал головой.

– Нет. Он не говорил о Ториноде. Я впервые услышал твое имя, в ту ночь, когда пал Нарит.

Колин вдруг представил себе все годы жизни вдалеке от родины, кочующую с места на место семью, страх, что однажды Лэрион доберется до них…

Как же так случилось, брат?

Кто теперь скажет, как это все было. Кто скажет, сколько слез пролила в ночной тиши юная королева, вынужденная жить как жена простого ремесленника, потерявшая юного наследника – такого же мальчика с таким же именем. Кто скажет, почему храбрый и умный Эван скитался по городам и странам, лишь бы сохранить жизнь членам своей семьи, не думая ни о своей королевской крови, ни о своей королевской гордости. Да и важно ли все это теперь, когда мальчик с огненными волосами стоит перед оружейником по имени Колин и показывает ему символы королевской власти Торинода, небрежно спрятанные под грубую ткань большой, на вырост, рубахи.

– Ну и что же мы будем делать, король?

Элиа усмехнулся.

– Я целый год хотел спросить тебя о том же. Неужели ты думаешь, что я знаю ответ на этот вопрос?

В шатер ворвался Кларенс.

– Там… – он задыхался,- Там…

– Да что такое?

– Из столицы…гонец… По нашу душу идет вся королевская гвардия во главе с Лэрионом… Тьфу, ты – не по нашу, а по вашу душу!

– Ну и что же мы будем делать, король? – повторил свой вопрос Колин. Вид у него был странно спокойный. Элиа передернул острым плечом:

– Сражаться. Что ж еще-то?

Кларенс перевел глаза с одного на другого и длинно выругался.

Ольг любил леса. Не потому что вырос среди лесов, проводя на охоте все свое свободное время, не потому что ему нравилось ходить по мягкой хвое, покрывающей землю и дышать легким чистым воздухом сосновых боров его родины.

В лесу – если ты знаешь этот лес – тебя невозможно победить. При желании можно так запутать следы и спрятаться, что даже с собаками, специально обученными брать след человека, тебя не найдут, хоть год ищи. Ольг это умел, как немногие.

Ивэн поймал его торжествующую улыбку, недоумевающе выгнул бровь.

– Что скалишься, воин?

Ольг хмыкнул, но объяснять ничего не стал. Предводитель Лесных Братьев и сам прекрасно знал эту истину. Вся королевская гвардия не смогла поймать Ивэна и его ребят в течении многих лет, и сейчас не поймает. Однако же, сказать об одном надо.

– Ты со своими остаешься, или…

– Или что? – обиделся даже Ивэн, – Ты что же, тан, считаешь, что мы сейчас возьмем и уйдем?

– Ты имеешь на это право. Вы и так сделали для нас больше, чем должны были.

Ивэн встал во весь свой немаленький рост. Кларенс, прислушивающийся к разговору, тревожно глянул на Ольга, и, на всякий случай, приготовился броситься ему на помощь.

– Мы это делали не ради тебя, воин! – прогремело над поляной. – И даже не ради себя. Уж ты-то мог был это понять. Мы остаемся.

Ольг благодарно посмотрел на вожака лесных разбойников, но Кларенс мог бы поклясться, что уголки губ тана изогнулись в сдерживаемой ухмылке.

Так. Ох, тан, а я то думал, ты только честно и умеешь? А ты, оказывается, еще и хитришь?

Ольг резко встал.

– Соберите всех воинов. Мне нужны все.

Их была тысяча. Всего-навсего тысяча. Тысяча воинов и они трое.

На пять тысяч воинов королевской стражи – лучших солдат королевства. На пять тысяч и короля – тоже искусного воина.

Они стояли на опушке леса.

Ольг, бледный, усталый, но какой-то вдохновенный (Кларенс ядовито заметил стоящему рядом Элиа, что вдохновенный потому, что хоть какое-то сражение, наконец, а то все мирно да спокойно), объяснял военные действия.

– Ивэн и я будем на правом фланге, Колин и Артор, – высокий воин в сером плаще кивнул,- на левом. Когда появится Лэрион со своими, мы будем ждать их у Трех Сосен. Лучники выбьют из строя первые ряды, остальных мы поймаем в ловушку. Кларенс, ты, и другие лекари, держитесь чуть позади, ясно?

– Чего уж тут неясного, – проворчал Кларенс недовольно.

– А я?

Мальчишеский голос Элиа прозвучал здесь как-то совсем неправильно. И теперь все взгляды были устремлены на него.

Странно, но Ольга пробрала холодная дрожь.

Нет, Элиа. Прости, но я обещал Кирен заботиться о тебе. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

– Ты будешь в лагере.

– Даже и не подумаю.

– Элиа! – это прозвучало как окрик, и Ольг сказал с усилием, но более мягко, – Нет, Элиа. Короли не участвуют в битвах.

Короли не участвуют в битвах.

Ночь выдалась холодной.

Все вокруг не спали,что-то делали, проверяли доспехи и оружие, точили мечи и натягивали тетиву луков и самострелов. Ольг, Колин и Ивэн в тысячный раз сверялись с картами и планом действий. Кларенс раздавал всем чистые тряпки и пузырьки с крепким вином – для обработки ран.

И только он ничего не делал.

Короли не участвуют в битвах.

Его так обидели эти три слова, что Элиа почти плакал там, на опушке леса, когда Ольг делал смотр своих довольно-таки жалких, если признать честно, войск. Хотелось кричать, топать ногами и ругаться словами из кларенсового запаса, но больше всего спрятаться куда-нибудь и не казать носу.

Это было нечестно. Неправильно. Это он, Элиа, заварил всю эту кашу, и ему за это отвечать. А Ольг даже это у него отнял, прикрываясь этим дурацким Кодексом Чести. Дескать, я за тебя в ответе.

А если вы все завтра помрете, зачем мне жить, а?

Элиа злился все больше, словно вся та злость, что он испытывал за последний год, сконцентрировалась в один единый комок, и теперь, тронь его хоть кто-нибудь хоть словом, рискнул бы получить…Элиа даже не знал что именно, но запомнилось бы обидевшему на всю недолгую оставшуюся жизнь.