Neil Gaiman - Дым и зеркала
Вот как выглядит край света, лучшее место на земле. Там есть дыра в земле, которая похожа на очень большую широкую яму, и из нее выходят красивые люди с палками и кривыми симитарами, которые светятся. У них длинные золотые волосы. Они совсем как принцы и принцессы, только свирепые. У одних есть крылья, а у других нету. И в небе там тоже большая дыра, и из нее тоже много чего выходит, например мужчины с головами как у кошки, а еще змеи из чего-то такого, что похоже на блестки-гель, который я мазала себе на голову утром после Голлоуина. И я видела, как с неба спускались такие звери, похожие на большую старую муху-жужжалку. Их было очень много. Так много, как звезд. Но они вдруг замерли, просто повисли и ничего не делают. Я спросила у папы почему они не шевелятся, а он сказал что на самом деле шевелятся только медленно-медленно, но я так не думаю.
Мы расставили стол для пикника.
Папа сказал, что лучшее на краю света то, что тут нет ни комаров, ни ос. А мама сказала, что и в Особых Садах Фонарей Джонсона ос тоже мало-мало. А я сказала, что комаров и ос в Лашадной Долине нет совсем, а есть пони, на которых можно кататься, а папа сказал, что привез нас сюда, чтобы мы хорошо провели время.
Я сказала, что пойду посмотреть, нельзя ли снова увидеть единорога, а мама с папой сказали далеко не уходи.
За соседним с нами столом сидели дяди и тети, и у них были маски. Мы с Ритоймаргаритой пошли на них посмотреть. Они пели С-днем-рожденья-тебя толстой тете, которая была голая, а на голове большая смешная шляпа. У нее висели груди до самого живота. Я думала она сейчас задует свечки на своем торте, но никакого торта не принесли.
– Разве вы не будете загадывать желание? – спросила я.
Она сказала, что больше не может загадывать желаний. Она слишком старая. А я ей сказала, что на мой прошлый день рожденья, когда я разом задула все свечки я долго думала, чего бы мне пожелать, я хотела пожелать чтобы мама с папой в этот вечер больше не ссорились. Но в конце концов пожелала, чтобы у меня был шетландский пони, но мне его так и не купили.
Тетя меня обняла и сказала, что я такая симпатяшка, что она так бы меня и съела, с костями, волосами и всем остальным. Пахло от нее сладким и сухим молоком. А потом Ритамаргарита разревелась во всю мочь, и тетя поставила меня на землю.
Я кричала и звала единорога, но так его и не увидела. Иногда я думала, что слышу звуки трубы, а иногда что это у меня просто в ушах шумит.
Потом мы вернулись к столу. Что там за краем света, спросила я у папы. Ничего сказал он. Совсем ничего. Потому он и называется конец. Тут Риту стошнило папе на ботинки, и мы стали подтирать.
Я сидела за столом. Мы ели картофельный салат, его рецепт я уже написала, вам обязательно надо его сделать он правда вкусный, и пили апельсиновый сок, ели картофельные палочки и холодную яишницу на хлебе, а еще сандвичи с кресс-салатом. Мы выпили всю кока-колу.
Потом мама папе что-то сказала, но я не слышала что, а он изо всех сил ударил ее кулаком в лицо, и мама стала плакать.
Папа сказал, чтобы я взяла Риту и пошла с ней погулять, пока они будут разговаривать.
Я взяла Дейзи и сказала пойдем Ритамаргарита, пойдем цветочек, потому что она тоже стала плакать, но я слишком большая, чтобы плакать.
Мне было не слышно, что они говорили. Я посмотрела вверх на дядю с головой кошки и попыталась увидеть, двигается ли он медленно-медленно, и услышала, как у меня в голове играет труба у края света: ду-ду-ду.
Мы сели у большого камня, и я пела Рите песенки все ля-ля-ля да ля-ля-ля под звуки трубы у меня в голове все ля-ля-ля да ля-ля-ля.
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля.
Ля-ля-ля.
Потом за мной пришли папа и мама и сказали, что мы едем домой. И что на самом деле все хорошо. Глаз у мамы был черно-красный. И выглядела она смешно, как тетя в телевизоре. Рита сказала ёк-ёк. Да сказала я ей, все ёк. И мы сели в машину.
По дороге домой никто ничего не говорил. Ритамаргарита спала.
С краю у шоссе лежал мертвый зверь, которого кто-то сбил машиной. Папа сказал, что это белый олень. Я подумала, что это единорог, но мама сказала, что единорога нельзя убить, а я подумала, что она снова врет, как это делают взрослые.
Когда мы доехали до Сумерек, я спросила, если расскажешь кому-то про свое желание, оно уже не сбудется?
Какое желание, спросил папа?
Желание на день рожденья. Когда задуваешь свечи.
Он сказал, желания сбываются, рассказываешь ты о них или нет. Всем желаниям можно доверять. Я спросила у мамы, а она ответила, слушай, что папа говорит, но таким холодным голосом, как когда приказывает мне уйти и называет при этом полным именем.
Потом я тоже заснула.
А потом мы приехали домой, и было утро, и я больше никогда не хочу видеть край света. Но перед тем, как я вышла из машины, мама тогда несла Ритумаргариту в дом, я закрыла глаза, чтобы совсем-совсем ничего не видеть, и пожелала, и пожелала, и пожелала. Я пожелала, чтобы мы поехали в Лашадную Долину. Я пожелала, чтобы мы вообще никуда не ездили. Я пожелала быть кем-то другим.
Я пожелала.
Ветер пустыни
Жил-был старик, чье лицо дочерна, до морщинСолнце песков опалило давно – далеко…Он говорил – он был молод тогда, и однаждыБуря его отнесла от каравана,Что пряности вез, и много дней и ночейОн шел по камням и желтым пескам пустыниИ видел лишь ящериц – да грызунов рыжих.Но после он вышел к десяткам шатров золоченыхИль ярких шелков. И женщина тихо ввелаЕго в огромный шатер (пурпурный иль алый),Пред ним поставила столик, поила шербетом,Подушки ему подложила под спину, а послеГубами багряными к жаркому лбу прикоснулась.Танцовщицы извивались – закрытые лица,Бедра вращаются, словно песок под ветром,Глаза – как колодцы меж пальм, и шарфы пурпурны,Златые кольца… и он глядел на танцовщиц,А слуги в молчаньи еду ему подносили –Множество яств белоснежных и вин багряных.А после, когда опьянел он веселым безумьем,Вскочил он – и стал танцевать средь прекрасных танцовщиц,Скакал он и прыгал, ногами в песок ударяя, –Одну же он обнял и в губы впился поцелуем…Но ощутил… иссушенный песками череп!И все красотки в шелках обратились в скелеты,Но так же плясали, но так же они кружилисьВ танце.А он ощутил – как песок пустыни,Город шатров с легким шорохом рассыпалсяМеж пальцами… и, задрожав, он укрылся бурнусом,И зарыдал – чтоб уже барабанов не слышать.Проснулся – и был он один, он сказал: ни шатров, ни ифриток.Лишь солнце палило, и небо казалось бездонным.Давно то случилось, но выжил он – и поведал…И он смеялся беззубо, и все твердил нам:«И после я видел тот город шатров, и они колыхалисьВ дымке у горизонта – я видел, о, видел!»Спросил я: «То был мираж?»И он согласился.«А может, сон?»И он согласился снова.Добавил: «Не мой то был сон, но лишь сон пустыни».И прошептал: «Через год, когда немощен стану,Пойду я сквозь ветер песками к шатрам из шелка.На этот раз, сын мой, я с ними уйду навеки…»
Каков ты на вкус?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});