Андрей Мартьянов - Беовульф

Сверху угрожающе затрещало, дом был готов полностью обрушиться. Слышны яростно-радостные вопли уцелевших данов: они шли на верную смерть, убежденные в том, что вскоре будут пировать в Вальхалле с Вотаном, его братьями-асами и великими героями древности!

Грендель убивал и постепенно отходил прочь от огня – живое пламя было ему неприятно.

Потом епископ Ремигий никак не мог вспомнить, как выбрался из горящего дома. Рядом был Хенгест – громогласно (и вроде бы весело!) сквернословящий, – ют отбросил учтивость и подгонял ромейского годи изощреннейшей руганью на своем наречии и ударами кулака. Ничего, это можно было вытерпеть – Хенгест прежде и сам входил в касту жрецов, знал, что без огласителей воли богов простому человеку придется совсем туго. Сохранил жизнь годи – сохранил жизнь рода.

Душил дым, опаляли сыпавшиеся искры, Ремигий оторвал фибулу и сбросил верхний плащ, мешавший передвигаться. Испугался до полусмерти, когда рядом шевельнулось нечто большое, живое и тяжело дышащее – Фенрир тоже спасал свою серо-серебристую шкуру!

Епископ и ют вместе с собакой выскочили наружу с дальней стороны дома как раз в тот момент, когда сруб обрушился внутрь и над ним взвилась колонна дыма, оранжевых сполохов и языков огня. Такой пожар не остановишь.

– За мной! – Ремигий вздрогнул, а Хенгест от неожиданности едва не полоснул мечом в темноту, наугад. Едва остановил руку в замахе.

Гундамир, вот кто это! Вандал успел спуститься вниз прежде, чем мужской дом загорелся. Почему его не заметил Грендель – непонятно, но вандалы, как известно, хитры и живучи.

– Быстрее к конюшням, Скильд и Алатей там!

– Скильд… – выдавил было епископ, но вдруг осекся на полуслове и осторожно развернулся, увидев нечто такое, что потрясло его до глубины души. Прошептал на латыни: – Maria Virgo, Agnus Dei, miserere nobis…[33]

Туман исчез, изгнанный ветром с моря. На плоскую вершину холма Хеорот падали лучи поднявшейся луны, обращавшие окрестности в бесконечное чередование непроглядных провалов теней, полос серебра, лежащих на покрытых инеем камнях, и призрачно-голубых, сапфировых, белых, молочно-лазурных, сероватых и иных холодных ночных оттенков.

Посреди Универсума ночи пылал и сыпал искрами гигантский костер – единственное яркое пятно, бросавшее отблески на Олений зал, огромный столб с ликами богов и жертвенные камни.

На фоне слепящего пламени темнели две фигуры – человека и тролля. Похоже, только эти двое сумели выбраться из огня. Грендель был узнаваем: нескладный силуэт, неестественно длинные руки с когтями, на которых тускло отражается пламя пожара, под низким лбом вспыхивают синеватые линзы зрачков.

Грендель словно был озадачен – он развел руки в предостерегающе угрожающем жесте, но не двигается, выжидая…

Но кто же второй? Нет сомнений, это человек – как и любой из германцев, высок, широкоплеч и…

Ремигий протер глаза – ему начало чудиться, будто зрение его обманывает. Человеческий облик противника Гренделя начал замещаться, менять форму. Это можно было бы списать на волны жара, исходящие от груды пылающих бревен – каждому известно, как над песком пустыни или раскаленными солнцем скалами возникают несуществующие видения или искажения сущего! Но…

– …Вутья, – завороженно сказал обычно невпечатлительный Хенгест. – Священная ярость, дарованная богами Асгарда!

Исчез Хререк-дан, один из дружинных Беовульфа. Не было теперь человека.

Перед Гренделем встал на задние лапы огромный черно-бурый медведь, лютый и беспощадный в битве.

Морской ветер усилился, и епископ осознал, что вновь сталкивается с иссякающим, но все еще не отошедшим в иные круги Вселенной волшебством глубокой древности, почти немыслимом в разумном и просвещенном V веке от Рождества Христова. Медведь, как и все животные, находится под покровительством ванов, германских богов, оберегающих и защищающих жизнь. Ветер с моря – дуновение Ванахейма. Выводы, кажется, очевидны…

«Господи, сделай так, чтобы Хререк победил, – попросил Ремигий. – Все они дети твои, пусть и заблудшие… Все, до единого!»

Гундамир и Хенгест не шевелились – бывший годи и молодой вандал впервые видели чудо перевоплощения, когда Священная ярость, дарованная Асгардом сила, обращает человека в зверя.

Ремигий едва подавил желание схватиться за булаву и броситься на помощь Хререку: незачем вмешиваться. Сейчас бьются силы нечеловеческие, как и на поле в Арденнах, под Стэнэ.

Медведь ударил первым, хотя и был меньше Гренделя ростом. Разодрал лапами в кровь грудь чудовища, ухватился клыками за предплечье. Тролль оттолкнул Хререка, отошел, первая краткая схватка окончилась.

Некоторое время они кружили возле огня, не нападая. Над густой влажной шерстью медведя поднимался пар.

Одновременный бросок, словно два гладиатора времен Нерона по команде ринулись друг на друга. Грендель подмял под себя Хререка, полоснул когтями по спине и загривку. Обнажились раны, коричневая шерсть залилась темной кровью.

Медведь извернулся, упал на спину, ударил одновременно четырьмя лапами, распоров живот Гренделя.

– Ну же! – не выдержав, заорал Гундамир. – Давай!

Вандал вытянул из ножен меч.

– Стой, – оттолкнул Гундамира ют. – Это поединок! Нельзя! Закона не знаешь?!

Грендель был сильнее и быстрее – это стало ясно, когда тролль отпрыгнул в сторону, зажимая левой лапой кровоточащие раны на животе, ударил правой, выставив когти, будто ножи. Хререквутья частью отразил атаку, но оказался ранен в плечо. Грендель не останавливался – исступленно бил, бил снова и еще раз. Молча, не издавая и единого звука.

Обороняться уже не было никакой возможности. Медведь пропустил самый страшный удар, Грендель пропорол грудь Хререка, пригвоздил его к камню, подождал, пока утихнет агония, отошел на несколько шагов назад и победоносно взвыл.

Битва, в которую вступил вутья, была проиграна. Хререк ушел на Звездный мост, протянувшийся над Хеоротом.

У врат Вальхаллы его ждали златовласые валькирии с пенными чашами и рыжебородый Доннар, пригласивший нового эйнхерия на грохочущий в Асгарде богатырский пир…

– …Что у них там происходит? – Беовульф обернулся и дал знак Эрзариху не двигаться. – Враг напал? Фризы?

– Какие еще фризы? – проворчал лангобард. – Будь Хеорот забит серебром и золотом по самую крышу, ни единый из окрестных вождей не пойдет войной на конунга Хродгара. И не потому, что они боятся клинков данов… Никто не хочет навлечь на себя проклятие Оленьего зала!

– Ну конечно! – воскликнул гаут. – Скорей! И проси богов об одном: чтобы лошади не оступились в темноте!