Алексей Чернов - Темный рыцарь Алкмаара

Десятник даже приносил пару раз для неумелого новобранца эликсир меткости, потом эликсир ловкости — все без толку, ни один волшебный состав не мог обучить Хорька искусству стрельбы. Посему в день, когда другие новобранцы покинули учебную казарму, дабы отправиться на войну с проклятыми, Хорь остался на нарах. С месяц он обретался в казарме один — обустроил себе закуток, притащил туда всякий хлам, а главное, выменял на украденное из конюшни зерно здоровенный меч как символ своей мощи. Меч был из дешевой, «кочережной»[1] стали и плохо сбалансирован, но вид имел грозный. Хорю казалось, что о нем позабыли.

Но миновал месяц, и казарму заполнили новички. В этот раз Хорьку показалось, что он видит три десятка двойников — все эти ребята, мало приспособленные к военному делу, лук видели только в чужих руках, могли пахать и косить, но не умели сражаться. На Хорька они смотрели с уважением — почти как на десятника. И боялись ничуть не меньше, ибо приняли незадачливого лучника за помощника своего командира. Миг был сладкий. Хорек уже вообразил, что он и в самом деле в казарме оставлен для воспитания молодняка, и спешно принялся за дело. Перепуганные до смерти пацаны мыли и скребли полы, стирали Хорьку одежду, приносили для него с кухни наваристую похлебку и каждый день собирали для своего командира мзду в виде тридцати медных монет — по монете с носа. Три дня Хорек благоденствовал, а на четвертый вечер выбрал из новобранцев самого безответного, отвел к себе в закуток и велел снять штаны. Тот что-то пытался проблеять в ответ, рыпнулся, заголосил, но Хорек зажал ему рот рукой. Да только сделать ничего не успел — мощная рука десятника ухватила его за ворот и выволокла вон из казармы. Десятник лично избил Хоря под радостные вопли дохляков, а затем препроводил в другую казарму — под начало страшного и, как показалось Хорьку, безумного Нигеля.

Благоденствие кончилось. Два дня Хорек трясся — не как хорек, а как трусливый зайчишка, уверенный, что теперь его ждут легионы проклятых, чтобы растерзать на мелкие куски. Его товарищи по казарме тряслись не меньше. Один попытался бежать, его поймали и повесили. Все молились.

Известие что их отправляют не в бой, а всего лишь сопровождать монахиню в Ниинорд, вернуло новоиспеченным лучникам уверенность: не зря они молились, Всевышний снизошел до них и явил свою милость.

Как выяснилось позже, Всевышний явил милость лишь одному Хорьку — все остальные погибли в сражении с демонологом и его сектантами.

А Хорек отделался потерей сознания и мучительной головной болью. Но в тот день, когда с высоты холма Хорь увидел сражение имперцев с легионами проклятых, его обуял безумный необоримый страх. Страх оказался сильнее алкмаарской магии и помог развязать заговоренный узел. Ничего не соображая и ничего не видя, Хорь скользнул в кусты, как будто в самом деле был диким зверем. Нырнул в то самое мгновение, когда Джастин завопил и ринулся вниз с холма. Демонолог и Дарган устремились за Джастином, исчезновения же Хоря никто не заметил до тех пор, пока горе-лучник не очутился на соседнем склоне. Но и тут ему повезло: никто его не преследовал, никто по нему не стрелял.

До самого заката бежал Хорь, не останавливаясь. Бежал не к своим — свои бы живенько определили его в отряд, а то и повесили как дезертира. Нет, в армию Империи Хоря никакими сладкими посулами или угрозами теперь не заманишь. Хорь бежал к нейтралам. На границах Империи таких полным-полно — можно укрыться в какой-нибудь норе и пересидеть схватку или даже примкнуть к шайке разбойников. Да, да, разбойники — это то, что сейчас надо Хорю. Со временем Хорь непременно сделается у разбойников атаманом, те три сладких дня верховенства в казарме навсегда отравили его сердце жаждой неограниченной власти над душой и телом.

Первым делом Хорек сбросил с себя нагрудник со знаком Империи, однако оставил сапоги и широкие штаны пехотинца — не разгуливать же по округе нагишом. Но форма его превратилась в серое рванье, а сапоги поистрепались и лопнули так, что пальцы вылезали наружу. Узнать по этим отрепьям лучника можно было с большим трудом. Да и мало ли дезертиров в окрестных лесах? Наверняка полно.

Вечером Хорь остановился у ручья, напился и поужинал сбереженным с завтрака сухарем. Шел дождь, в животе противно урчало. Где-то ухала ночная птица, ей протяжным воем отвечал волк. Хорь попытался найти какую-нибудь ель с ветвями шатром до земли, чтобы укрыться от дождя, но попадались лишь голые стволы, внизу утыканные засохшими ветками. Внезапно рядом послышался треск валежника — кто-то большой и наглый пробирался прямиком через лес. Позабыв обо всех своих грандиозных планах по возглавлению разбойничьей шайки, Хорек ринулся бежать по тропинке — благо вдоль дороги росли черные голые кусты, в которых перемигивались зеленые магические огоньки, и путь можно было различить без труда. Кто-то говорил Хорю, кажется, еще бабка в далеком детстве, что это души злобных людей, которые не нашли успокоения после смерти, прячутся в кустах и, иссушая их, набираются сил, чтобы превратиться в полноценные привидения. Хорю было плевать на эти байки. Он несся сломя голову, и крики ночного леса прибавляли прыти его несчастным ногам.

Потом он налетел на нечто огромное, черное, посреди дороги. Поначалу Хорю показалось, что это скала. Скала загремела, потом яростно боднула беглеца в бок, Хорек отлетел на пять или шесть шагов и шлепнулся на задницу. Скала впереди фыркнула и, как показалось Хорьку в мутном зеленоватом свечении кустов, покачала головой.

Потом у основания скалы что-то блеснуло, вспыхнули огоньки, и Хорь различил объятые огнем копыта и могучие ноги скакуна. Конь рассерженно ударил копытом о землю, и желтые искры полетели во все стороны, распугивая зеленые огоньки-привидения в кустах. Тогда Хорь понял, что перед ним конь рыцаря смерти. В первый момент Хорек подумал, что это Бешеный, и, значит, треклятый Дарган все же его настиг, потом Хорь сообразил, что не Дарган сидит в седле. Дарган носил лишь защитный нагрудник, а этот был закован в сталь с головы до ног, и вороненый металл был разрисован белым узором — кости скелета выполнены были столь искусно, что казалось, будто на коне смерти восседает мертвец. К тому же в темноте они слабо-слабо светились. На голове всадника тускло поблескивал обруч из золоченых (или золотых?) пластин.

— Ты видел Даргана? — всадник вытянул в сторону Хорька руку в латной перчатке, и с металлической пластины сорвался зеленый огонь.

Хорьку показалось, что пламя ударило ему в лицо.

Он зажмурился.

— В-видел, с-скот, ты видел Даргана? — прошипел всадник.