Красная Шкапочка - Жнецы Страданий

— А за что бились? — Лесана даже на время забыла про свое горе, потому как и представить не могла, с чего два самых невозмутимых мужика Цитадели могли друг на друга ринуться.

— За правду. За что же еще? — удивилась бабка. — Но не те ты вопросы задаешь. Главное тебе уяснить надо: Донатос верх одержал не потому, что сильнее или вой отменный, а потому что всегда знает, кого куда ударить. Поняла?

— Поняла.

— Он и тебя знал, куда бить. Потому и совладал. А теперь страху нагнал, чтобы ты отбиться не могла. Я тебе так скажу. Он не дурак и больше не сунется. Нужна ты ему больно. Но сама на рожон не лезь. Не вздумай месть ему чинить, покуда в разум и силу не войдешь.

Нурлиса пристально следила за послушницей и гадала, что же та совершила, если равнодушный крефф на такую подлость пошел.

— Признавайся, чем зацепила его? — не выдержала, наконец, бабка.

Лесана некоторое время молчала, не решаясь признаться, а потом все же сказала тихо:

— Напала я на него. Перед выучеником и другим креффом. И душу всю обещала вытрясти…

Лишь сказав это вслух, она с особенной остротой поняла — какую дурость совершила.

Старуха в ответ покачала головой:

— Точно, как наставник твой — дурная да бешенная… Раз не хочешь к Нэду за справедливостью идти, значит прятаться тебе надо теперь от Донатоса по всем щелям. Хоть как крыса ходы себе в камне прогрызай, но обходи его десятой стороной, покуда Клесх не возвратится.

— Ты же сказала, он более не придет, — напомнила девушка.

— Я сказала — не сунется, — строго напомнила Нурлиса. — Бесчестить тебя уж точно не станет. Но в мертвецких или где еще ты с ним всяко будешь сталкиваться. И уж, гляди, не вызвери сызнова.

— Да я от одного вида его цепенею… — горько прошептала послушница. — И где мне от него прятаться…

Бабка усмехнулась:

— Мало ли места в Цитадели? Ходов тут множество. Это вы все, как скотина на водопой, по одному пути топчетесь. А знаешь ли ты, что давным-давно крепость тут была порубежная? Здесь каких только закоулков нет. Вот по ним и хоронись. А хочешь, в мыльне у меня отсиживайся.

Лесана представила себе, как она — выученик ратоборца — прибегает после занятий в подземелье к Нурлисе, чтобы сидеть там до утра… От этой мысли стало и тошно, и гадко. Нашла заступницу — старуху дряхлую! Под подол к ней залезть собралась, лишь бы не обидели.

— Нет. Сама справлюсь.

Карга внимательно посмотрела на нее, щуря воспаленные глаза, и кивнула:

— Ты справишься.

После этого они долго сидели молча, пока Лесана, которой впервые за последние дни стало легче на душе, не спросила:

— А отчего Клесх и Донатос враждуют?

Нурлиса хихикнула:

— Любопытная ты девка… Ладно, расскажу. Донатос Клесха на семнадцать лет старше. И он был тем креффом, который мальца привез в Цитадель. Ему тогда всего одиннадцать сравнялось. Дикий, как лесной кот, а уж грязны-ы-ый… Звереныш-зверенышем. Колдун его связанным вез, говорил — тот несколько раз пытался стянуть у него нож. Я тебе так скажу — ничего удивительного в том не было. Подобрал его Донатос где-то у Злого моря в рыбацкой лачуге. Парень первый раз помылся в Цитадели. И хлеба с мясом здесь же первый раз поел. Я его, звереныша, в мыльню кашей заманивала. Кашу любил — страсть…

Лесана смотрела как глаза бабки туманятся от воспоминаний и думала о том, сколько креффов и просто выучеников выпестовала старая наравне с наставниками. Сколькие еще сиживали в этой коморке? Скольких приводила она сюда за утешением? И казалась ей Нурлиса едва ли не духом самой Цитадели…

— Так вот, отмыла кое-как. Пока патлы стригли, его двое выучей взрослых держали, и то я едва с куском кожи ему волосы не отмахнула — так орал и вертелся. Донатос тогда сразу сказал, мол, парня надо бить, раз такой дурковатый. Нэд бить не велел, за ухо к себе отвел. Уж о чем они там говорили — не знаю. Но Клесх после этого спокойнее стал. Видать, Глава объяснил ему, что за стенами Цитадели каши нет, а вот Ходящих — видимо-невидимо. Но все равно с парнем время от времени припадки случались. То на одного кинется, то на другого. Он здесь самый молодший был. Кто поумнее — с ним не связывались, чего с полудикого взять? А иные наоборот любили подначить да растравить. А Нэд не знал, куда его деть. Учиться он со всеми учился, но дите же полудикое, к порядку не приученное — то заснет посередь урока, то сбежит. Ловили его, пороли. По-всякому снимали стружку. Да вот беда — он рано в силу вошел. Дар в нем проснулся поперед ума. Однажды в драке едва не убил послушника колдунов, чего уж они там не поделили, может Майрико…

— Майрико? — глаза девушки распахнулись, и она подалась вперед.

Нурлиса про себя усмехнулась. А разве скажешь, что вчера еще девка бревном лежала, ни на что внимания не обращая?

— Майрико, — кивнула она. — Клесх вокруг нее лисом ходил, не гляди, что девка на три года старше, зато красоты диковинной. Сколько он шишек за это насобирал… Она хороша была, не то, что ныне — оглобля страшная. Ее бы многие парни на сеновал затащить рады были, когда она в пору вошла. Дак, чего я говорила-то? А, ну вот, Дар в Клесхе рано проснулся. А совладать он с ним не умел. Креффом у него был, по-моему, Мораг. Ты его не знаешь, он погиб лет восемь назад. Так вот. Мораг с ним намучался. Как теперь помню — придет сюда, сядет у печки, глаза закроет и говорит мне: «Удавлю стервеца, как есть удавлю, всю душу вымотал». Вроде и сила в парне немалая, a управлять он ей не может, плещет она из него, как помои из поганого ведра — всех замарает, кто рядом ни есть.

Бабка встала, подбросила в печь поленце, пошуровала кочергой и вернулась обратно на скамью.

— Чего я уж говорила-то?

— Про помои, — напомнила Лесана.

— Какие еще помои? Про Клесха я рассказывала. Тьфу, дуреха, совсем ты меня не слушаешь. Ну, так вот. А Донатос однажды возьми да и скажи, мол, парень оттого силой швыряется без ума и подчинить ее себе не может, что с места рвет, а удила закусывать не приучен. Ну, или иначе как-то сказал, я уж не помню. Ну и посоветовал, ежели Клесх провинится, то пороть не его, а Майрико. Рэм — наставник ее, говорят, аж задохнулся, но Нэд рукой махнул, мол, так тому и быть. Девка — целительница. До смерти не запорют, а парень, может, в ум войдет.

У слушательницы глаза были, как плошки. Нурлиса поправила на голове платок и замолчала. Ждала, когда у девки иссякнет терпение. Случилось это быстро, едва не через пару мгновений.

— Ну, а дальше-то что? — спросила послушница.

— А что дальше? Дальше Майрико пороли, а Клесх потом, как собака, под дверями ее сидел — виноватый, аж серый весь.