Красная Шкапочка - Жнецы Страданий

Глава нахмурился и пророкотал:

— Я все сказал. И речей своих назад брать не собираюсь. Кончен разговор наш. А теперь ответствуй: отчего сорок впустую присылал? Не нашли мы в тех весях детей Осененных.

— Не нашли? — озадачился крефф.

— Нет. Все сгинули без следа. Отряжай девку свою, пусть проверяет.

— Девка моя домой едет, уже, поди, лошадь седлает. Дай ей дух перевести, Нэд, как прочим дают. Я пока сам проверю. На исходе зеленника вернусь, там и решим — что к чему.

Смотритель досадливо вздохнул, но согласился:

— Поезжай. Но чтобы к зеленнику оба тут были. Нечего лодыря гонять.

Лесана поправляла на спине лошади переметные сумы, когда ворота Цитадели распахнулись. Во двор въехала повозка, запряженная пегим коньком с белыми щетками на толстых ногах. В повозке сидели несколько странников, а поводья держал мужчина лет сорока, облаченный в серое одеяние.

Колдун легко спрыгнул с облучка и повернулся к сопутникам:

— Ну, вылезай, наказанье мое, — беззлобно сказал он кому-то и протянул руку.

Зацепившись за широкую ладонь, на землю спрыгнула из возка чудная девка. Кудлатая, простоволосая, в диковинном платье, скроенном будто бы из малых отрезов разрозненных тканей — пестром, мешковатом, кривом. Плетеная опояска была грошевой — свитой из обычной пеньковой веревки, а уж привесок на ней…

Выучи поглядывали на странную чужинку, а она озиралась, кутаясь в потертую залатанную свиту, и улыбалась застенчиво.

— А ты не ругайся, не ругайся, родненький, — ласково и часто-часто заговорила незнакомка, — не ругайся на меня. Я — вот она — стою. Намаялся, поди?

И она погладила колдуна по плечу, ласково приговаривая:

— Намаялся, родненький. И день едем, и вечер, и все едем и едем, едем и едем… А гляди, я тебя утешу, — с этими словами блаженная сняла с пояса одну из привесок — глиняную некрашеную бусину. — Смотри красивая какая. На. Бери, не жалко мне.

Колдун только рукой махнул и отвернулся, подзывая кого-то из молодших:

— Веди, распрягай. Да девку не тронь, ежели увяжется. Гляди только, чтобы за ворота не потащилась.

Паренек понятливо кивнул. Лесана же приостановила кобылку, глядя на скаженную. Та вся была какая-то нелепая — в пепельные кудри вплетены без порядку и гребня цветные нитки с привязанными к ним перышками, неровными бусинами, полосками тряпок, на опояске болтаются на привесках разной длины все те же перышки, увядшие цветы, палочки, еловые и сосновые шишки.

— Родненькая, — обратилась к обережнице девушка, глядя снизу вверх, — место темное тут у вас. Холодное. И ты, вон, озябла.

Выученица Клесха с удивлением смотрела в беспокойное лицо. Девушка оказалась миловидной, с пухлыми губами, курносая, но глаза… темно-карие с широкими синими дольками в каждом. Безумные, дикие, словно не человек смотрел, а зверь. И в зрачках, будто искры просверкивают.

— Ты чья будешь? — слегка наклоняясь, вглядываясь в незнакомку, спросила Лесана.

— А ничья. Ничья уже, миленькая. Сама своя. Тоже вот, как ты, зябну… — и она потерла узкие плечи. — Зябну…

— Иди в Башню целителей, — сказала ей воспитанница Цитадели, видя, что блаженная забеспокоилась. — Там тебе питья горячего дадут. Мигом согреешься. Иди, иди…

Дурочка закивала, торопливо закланялась:

— Ой, пойду, пойду, родненькая, а ты сама-то как же?

Ратница улыбнулась:

— А я не зябну.

С этими словами она тронула поводья, принуждая кобылку идти со двора и гадая про себя — возьмутся ли Ихтор, Руста или Майрико лечить скаженную от помутнения рассудка? Девушка была хорошая — добрая, с открытым лицом, теплой улыбкой и ямочками на щеках. Таких в Цитадели редко видывали.

Тяжелые створки ворот закрылись за спиной у Лесаны, и уезжающая не заметила, каким долгим, полным тоски взглядом смотрит ей в след блаженная странница.

— Как же не зябнешь, родненькая, — шептали пухлые губы. — Я же вижу — во льду ты вся.

С этими словами дурочка заволновалась, закружила по двору, не замечая глумливых насмешек послушников-парней. Она, словно заплутала: глядела то на одну высокую стену, то на другую. Потом замерла, прислушиваясь к чему-то, и вдруг… суета и дрожь слетели с нее. Уверенной походкой девка отправилась к дверям главной твердыни — многоярусной каменной громады.

— Иду, иду… Иду… — шептала странница, спеша по каменным переходам. — Иду…

Она шла и шла, будто давно знала путь, будто бы уже бывала тут ранее, шла, запрокинув голову, слыша лишь ей ведомый зов.

— Иду, иду…

На верхнем ярусе, у одного из окон стоял высокий мужчина. Он привалился к неровной холодной стене, закрыв глаза. Жесткое бледное лицо было застывшим, словно каменным. Уставшим.

— Свет ты мой ясный, — тихо и радостно сказала чужинка, всплеснув руками. — Вот и нашла тебя!

И она шагнула к обитателю Цитадели, протянула руки, коснулась ими впалых щек.

— Свет ты мой ясный…

Донатос распахнул глаза и застыл: на него смотрели два темных омута с призрачными искрами в глубине. Колдун стремительно падал в эти омуты, не в силах сделать и вдоха, не видя ничего вокруг. Дыхание перехватило. Откуда-то издалека донеслось:

— Свет ты мой ясный…

И сердце будто стиснули раскаленными клещами.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Январь — октябрь 2013 года