Андрей Мартьянов - Наследник

— Так удивляйте, — заинтересовался Славик.

— По материалам Третьего отделения аргусом был поэт Василий Андреевич Жуковский, он надзирал как раз за вашей Дверью на Мойке до 1852 года. Михаил Булгаков, автор «Мастера и Маргариты» — в романе Булгаков иносказательно описал события, развернувшиеся вокруг его Двери в начале тридцатых годов и вызвавших большой переполох в НКВД. Органы знали с чем имеют дело, это был очень серьезный «прорыв», но Михаил Афанасьевич справился почти без посторонней помощи. Генерал-фельдмаршал Яков Вилимович Брюс — при Петре Великом являлся аргусом всех Дверей Москвы, открыл обе Двери в Петербурге, одну в Ярославле и одну в Риге. Понимаете, каким великим людям вы наследуете?

— Разыгрываете? — Славик не поверил.

— Думайте как хотите. Какой мне смысл разыгрывать и мистифицировать? Кстати, одной из Дверей владеет американский писатель Стивен Кинг, король ужасов — причем он не аргус, а Грау. Понимаете, откуда сюжеты?

— Вы серьезно?

— Серьезнее некуда, почитайте Кинга, все станет ясно... Ладно-ладно, сейчас я пошутил, Кинг если и слышал о Дверях, то урывочно, но вот насчет Мессинга, Якова Брюса или Булгакова — информация проверенная. Почему-то в большинстве случаев Двери попадают в руки умных, талантливых и правильных людей. Вы, Слава, кажетесь мне правильным.

— Почему?

— Другой, будучи вызванным в нашу Большую Контору, выглядел бы иначе — хорохорился или наоборот, лебезил, стремился бы все немедленно рассказать и покаяться, или с порога потребовал бы адвоката. А вы ведете себя естественно. Нормально. Без претензий и боязни.

— Чего мне бояться? Я ничего плохого не сделал.

— Хы-хы, вы не боитесь главного: что мы подумаем, будто вы сделали что-то плохое! Воспринимаете реальность адекватно, никаких подсознательных страхов, самое большее — неприязнь к представителям власти, поскольку власть на Руси спокон веку непопулярна, берите хоть Ивана Грозного, хоть Горбачева или нынешнего...

Алавер стрельнул глазами на портрет Преемника.

— Давайте договоримся, — сказал майор. — Вы, как аргус можете делать все, что душе угодно. Дружите со своими скандинавами и кривичами, ходите к ним в гости, по мере сил зарабатывайте деньги с помощью Двери. Вам слова плохого никто не скажет! Но при малейшей угрозе наберите мой номер? Некоторые «прорывы» могут оказаться сравнимы с ядерным ударом.

— Как вы сказали?

— Привести пример? Шестого декабря тысяча девятьсот семнадцатого года в порту канадского города Галифакс взорвался грузовой корабль «Монблан», на борту которого находилось несколько тонн динамита, бензила и пикрина. Инцидент стал страшнейшей техногенной катастрофой прошлого века и самым мощным неатомным взрывом в истории человечества. Тогда погибли две тысячи человек и еще девять тысяч были ранены и искалечены. В тот день в Галифаксе случился «прорыв», нечто выбралось из-за тамошней Двери и вроде бы само погибло при взрыве — канадский аргус выжил чудом и вынужденно обнародовал предупреждающую информацию, но на «мистику» следователи британского Адмиралтейства внимания не обратили. Списали на пожар, случайно происшедший на судне.

— Так что же произошло на самом деле?

— Взрыв мощностью четыре килотонны. За двадцать восемь лет до Хиросимы, заметьте. Классический «огненный шар», грибообразное облако, ударная волна уничтожила все в радиусе двух с лишним километров, сверхвысокие температуры вызвали в морозном воздухе несколько небольших торнадо. Город был уничтожен. Взрыв слышали в трех с половиной сотнях километрах от Галифакса. Посмотрите в Интернете материалы, если интересно...

— Но при чем тут Двери?

— При том, что примитивная взрывчатка времен Первой мировой не могла произвести такие грандиозные опустошения. Аргус сообщал, будто из-за Двери вырвалась субстанция, похожая на крупную шаровую молнию, способная «читать мысли» и «направлять действия людей». Затем эта штука направилась к кораблю «Монблан» и ударила его в борт. Вскоре последовал взрыв... Слава, девяносто один год прошел, кто теперь будет разбираться?! Но помнить о взрыве в Галифаксе необходимо. Чтобы не нарваться сейчас, в настоящем. А если похожая «шаровая молния» жахнет на Дворцовой площади? В Кремле? В Берлине, над Рейхстагом? В центре Вашингтона или Лондона? Что дальше? Никто не разберется в чем дело, запустят ракеты. И тогда хана всем.

Словом, Алавер умел красочно рассказать о добром, вечном и душеполезном. Славик в жизни не видывал человека, способного пугать с такой ироничной серьезностью. Пугал он профессионально, со знанием дела.

В итоге Славик получил тяжелую информационную контузию — смерть Гончарова фактически на глазах, бесполезная «скорая», криминалисты, лестницы Большого Дома, побитый (за дело!) грузин на «Тойоте», Трюггви с Кетилем, Алёна бойко разговаривающая на чужом древнем языке...

Со стороны кухни доносились тихие обрывки разговора — Юрий о чем-то спрашивал, Алёна переводила, Трюггви подробно отвечал, Кетиль поддакивал. Славик со стоном присел на диване, зажег стоящую на прикроватной тумбочке лампу, нашел аптечку. Набрал в шприц два куба «Валиума». Как нельзя кстати осталось несколько ампул.

Ослеп от резкого света — включили люстру. Надо же, вся банда явилась! Что им от меня нужно?! Это мой дом, оставьте меня в покое!

— Тэк-с, — Алавер отобрал шприц, повертел в руках ампулу с отломанной головкой. — Химия? Отставить. Извини, тебе нужен обычный отдых, а не эта дрянь. Я попрощаться, поеду домой. Слава послушай меня, я старше и опытнее — шок пройдет. Очень быстро. А людям тебя окружающим ты нужен нормальным, в не отягощенном химической гадостью здравом уме. Прости, но отраву я конфискую. Пока, завтра-послезавтра пересечемся, надо поговорить... Созвонимся.

— Да пошли вы все! — чуть не плача простонал Славик и зарылся лицом в подушку.

Алена уложила спать гостей оттуда, вернулась в комнату, села на край дивана, обняла, прошептала на ухо:

— Все образуется. Не прямо сейчас, но образуется непременно. С таким друзьями мы не пропадем, я успела понять, что все они — замечательные люди. Спи..

Славик не услышал — мозг включил защиту от перенапряжения и вогнал человека в подобие комы, без снов и реакций на внешние раздражители.

— ...Странные у них обычаи, — укрытый теплым спальным мешком Трюггви поворочался, лег на спину закинув под голову левую руку. — Гостей кладут спать не на лавку, а на пол. Ближе к земле, чтобы она питала человека своей силой? Так получается, если рассудить?

— Обычай как обычай, — буркнул Кетиль, развалившийся поодаль. — Сам видишь, дом у Слейфа-гасти тесный, маленький, не такой, как у нас. Хорошо, не в хлеву устроили, не люблю, когда козами пахнет...