Мервин Пик - Замок Горменгаст

Ну конечно! Как это он сразу не понял, что это создание ему напоминало! Слова и образы огненной бурей пронеслись в голове Тита. То неведомое существо, что промелькнуло в лесу, обрело образ воздушной девочки, получило конкретность, взбудоражило Тита. Выйдя из одного транса, мальчик погрузился в другой. Его заполнила туча символов и образов, для которых у него не было разгадки. Обернувшись, Тит посмотрел вдаль и увидел очень-очень далекую шелестящую крышу леса, под которой пряталась она, эта летающая девочка. И те люди, которые шли процессией впереди – Баркентин, его мать, гробоносец, – казались менее реальными, чем биение образов, заполнивших его.

Процессия остановилась. Остановился и Тит. Фуксия держала его за руку. Вокруг крохотной могилки, вырытой среди множества холмиков, усеивающих дно небольшой долины, толпились люди. Какой-то человек с капюшоном на голове бросал в могилку горсти рыжей пыли. Чей-то голос заунывно и монотонно произносил что-то нараспев. Но Тит ничего вокруг не видел и не понимал слов. Его мысли были очень далеко.

В тот вечер Тит, лежа в темноте с широко открытыми глазами на своей кровати в общей спальне, смотрел невидящим взглядом на огромные тени, которые отбрасывали два дерущихся мальчика. Они беззвучно сражались на стене. А в то время, пока Тит отрешенно созерцал чудовищные тени, его сестра Фуксия шла по направлению к дому Доктора.

– Можно поговорить с вами? – спросила она, когда Хламслив открыл дверь в ответ на стук. – Я знаю, что совсем недавно пришлось вытерпеть мои…

Хламслив, приложив палец к губам, прервал ее и, взяв за руку, тихо завел в темную прихожую – он услышал, как Ирма открывает дверь гостиной.

– Альфред, – раздался ее голос, – Альфред, что там такое? Что там такое, я спрашиваю?

– Ничего, ну просто абсолютно ничего, моя нежнейшая, – залился трелью Хламслив – Завтра утром мне придется вырвать тот плющ, что растет здесь, с корнем! Прямо с корнем!

– Какой еще плющ? Я говорю: какой еще плющ? Альфред! Ты создан для того, чтобы раздражать людей! – отозвалась Ирма, – Мне иногда очень хочется, чтоб ты называл вещи своими именами! Очень хочется!

– Дорогуша, а у нас имеется эта штука?

– Какая еще штука?

– Лопата! Лопата, чтобы выкопать этот чертов плющ! Стоит подуть ветерку, и один из его побегов постоянно стучит в нашу дверь. Клянусь всем, что символично, если его не вырвать отсюда, так и будет продолжаться!

– А, так это плющ стучал в дверь? – Голос Ирмы стал менее напряженным. – Но я не помню, чтоб у нас возле двери рос плющ! Но отчего ты там прячешься в углу? На тебя, Альфред, это не похоже! Чтоб вот так взять и зажаться в угол! Знаешь, если бы я не была уверена, что это ты, я бы… я бы…

– Но ты же уверена, что это я, разве не так? Конечно, уверена, мое дражайшее нервное окончание! И поэтому спокойно возвращайся к себе. Клянусь всем, что быстро движется по кругу, за последние несколько дней моя сестра превратилась в постоянное землетрясение!

– О, Альфред, но все волнения окупятся, правда? Нужно столько сделать, нужно все тщательнейшим образом обдумать! Я так взволнована, я так беспокоюсь. Теперь уже совсем недолго осталось! О, какой мы устроим прием! О, как мы будем принимать гостей!

– И вот поэтому тебе нужно отправляться в постельку и поспать, полностью отдаться во власть сна. Вот что нужно моей сестре в данный момент! Ты согласна? Конечно, согласна! Сон! Как сладостно он овладеет тобой! Беги, спеши, дорогуша. Спеши! Спеши! С… П… Е. Ш… И! – Хламслив помахал Ирме рукой, словно шелковым платочком.

– Доброй ночи, Альфред.

– Доброй ночи, о кровь, бурлящая в жилах!

И Ирма исчезла в темноте верхнего этажа.

– А теперь, – сказал Доктор, взмахнув своими великолепными руками и приподнимаясь на цыпочки – Фуксии показалось, что он сейчас обязательно взлетит, – а теперь, моя дорогая Фуксия, хватит нам стоять здесь в прихожей! Как вы считаете? Пойдемте ко мне в кабинет.

И Хламслив с задумчивой улыбкой повел Фуксию в кабинет.

– А теперь, если вы задвинете занавеси, а я подтяну сюда это зеленое креслице, нам будет очень удобно, комфортно, уютно и невероятно спокойно, как птичкам в гнездышке. Вот так, – приговаривал Хламслив. – Клянусь всем, на что нет ответа, все будет именно так!

Фуксия, дернув за неподдающуюся занавесь, услышала треск рвущейся материи, и в ее руках оказался кусок бархатной ткани.

– О, Доктор Хламслив… извините… извините… я… мне… так неприятно… – стала бормотать Фуксия, готовая расплакаться.

– Извините! Неприятно! – воскликнул Доктор. – Как смеете вы жалеть меня! Как смеете вы унижать меня! Вы же прекрасно знаете, что такие вещи – порвать, сломать – у меня получаются значительно лучше, чем у вас! Я уже не молод, да, я признаю это. Почти пятьдесят лет уже просочилось сквозь мои косточки. Но во мне еще осталось достаточно жизненных соков! Но вы мне не верите, вы так не считаете. Клянусь всем, что жестоко, что вы иного мнения. Но я вам покажу, на что я еще способен! Попробуйте мне помешать!

И Доктор, как цапля, подошел к другому окну и одним движением сорвал занавесь, достающую до полу, и, плотно завернувшись в нее, предстал перед Фуксией как длинная зеленая личинка; поверх занавеси торчала его голова, словно обретшая самостоятельное, отдельное от тела существование. Его умное бледное лицо с острыми чертами улыбалось, но выражение у него при этом было выжидающим и несколько напряженным.

– Вот видите! – воскликнул Хламслив.

Случись это несколько недель назад, Фуксия смеялась бы до слез. Даже теперь на какой-то миг ей стало смешно, но она не могла смеяться. Она знала, что Хламслив любит подобные выходки, она знала, что ему нравится успокаивать ее, заставлять ее смеяться. И она действительно успокоилась, она уже не чувствовала себя смущенной. Но она также знала, что ей уже нужно смеяться, а ей не смеялось. Она знала, что смешно, но не чувством, а умом. За последнее время она сильно изменилась, но развитие это шло не ровно, а каким-то зигзагом. Чувства и обрывки знаний, которые доходили до нее, сталкивались, вступали между собой в борьбу, перечили друг другу. Так что часто то, что было естественным, казалось ей неестественным; Фуксия жила от минуты к минуте, каждый раз решая, что же ей делать дальше, – подобно заблудившемуся путешественнику, который во сне оказывается то во льдах, то на бурной речке у порогов, то у экватора, то среди дюн пустыни.

– О, Доктор Хламслив, – сказала она, – спасибо вам! Это… так любезно с вашей стороны… и так смешно…

Фуксия отвернулась, а когда она снова взглянула на Хламслива, то увидела, что он уже снял с себя занавесь и подталкивает к ней кресло.